Бог Разрушения
Шрифт:
Я кладу руки ему на плечи и толкаю, но с таким же успехом я могла бы стоять лицом к стене. Сила, с которой он захватывает мое пространство – не что иное, как варварское вторжение.
В чем, во имя вечно любимого ада, проблема этого ублюдка?
Он обхватывает пальцами мое горло и сжимает достаточно сильно, чтобы остановить все мои движения.
Моя гортань, и все, что я вижу – это темная сторона его маски.
— Я сказал. Верни ее обратно. Сейчас же.
Мой инстинкт самосохранения снова срабатывает, и я хватаю его за руку
Я не могу дышать.
Я не могу… дышать.
Хлопаю рукой по его маске в попытке отвлечь его внимание, пусть даже на мгновение.
— Не стесняйся. Возвращайся, — его пальцы сжимаются сильнее, пока я не начинаю думать, что умираю.
Нет. Я определенно умираю.
Я замираю, мои руки опускаются по обе стороны от меня, и я пытаюсь перейти в режим выживания на крайний случай.
Его хватка медленно ослабевает, на губах появляется волчья усмешка, а в темно-синих глазах вспыхивает яркий огонек. Огонек похож на тот момент, когда солнце целует поверхность океана, на свет на поверхности, который никогда не достигнет ни капли тьмы внизу.
Я медленно делаю прерывистый вдох, но остаюсь неподвижной, чтобы не дразнить его пальцы, готовые задушить меня.
— Вот так, — восхищается он, его большой палец поглаживает точку пульса на моей шее. — Совершенная скульптура. Абсолютно потрясающая.
С этим парнем что-то серьезно не так, и ему нужна срочная профессиональная помощь.
Мне не нравятся мурашки, покрывающие мою кожу при его прикосновении, или чувственная близость в каждом поглаживании.
Мне становится слишком жарко, и, возможно, только потому, что я хочу врезать ему по яйцам.
Я подумываю об этом. Мне просто нужно дать отпор…
— Даже не думай об этом, — редкий свет в его глазах медленно гаснет. — Я под кайфом, а это значит, что я буду резко реагировать на любую провокацию. Я и рыцарство не сопоставимо, и поэтому мне наплевать на то, что ты женщина. Если ты нападешь на меня, я задушу тебя нахуй.
Я пытаюсь дотянуться до своего телефона, чтобы набрать несколько отборных слов для этого мудака несмотря на то, что очень встревожена и слегка напугана.
Ладно, возможно, не слегка.
Он снова качает головой.
— Я серьезно, Мия. Стой как статуя, пока я не лишил тебя жизни.
— Тебе нужна помощь, ты, больной психованный ублюдок. Иди нахуй, — показываю я, хотя он ничего не понимает. Мне просто нужно было выпустить пар.
Он отпускает мое горло, хватает обе мои руки и прижимает их по обе стороны от меня, затем сжимает мои запястья.
— Статуя не может двигаться, не так ли?
Затем он отступает назад и снимает маску.
Я почти забыла, насколько привлекателен Лэндон. Возможно, потому, что, как ни странно, я не считаю Брэна привлекательным. Ну, он привлекателен, но я смотрю на это отстраненно.
Лэндон, с другой стороны, излучает очарование и красоту. Его звериная натура
Он определенно относится либо к социопату, либо, что еще хуже, психопату.
У моего кузена Килла тоже есть антисоциальные наклонности, и если судить по нему, то Лэндон представляет большую угрозу, чем я предполагала.
Теперь я понимаю, что он никогда раньше не показывал мне свою чудовищную сторону. Теперь, когда я лишь мельком увидела ее, я не могу избавиться от чувства необходимости развернуться и убежать.
Но я не хочу.
Не горю желанием быть задушенной до смерти. Не сейчас, когда я все еще не оправилась от предыдущей панической атаки.
Он бросает свою маску на землю и делает еще несколько шагов назад, затем наклоняет голову в сторону.
Медленная ухмылка приподнимает уголки его губ.
— Я могу сделать из тебя блестящий шедевр. Могу заморозить тебя и вылепить из самого прекрасного камня, который когда-либо существовал. Что ты думаешь? Но опять же, статуя не может думать.
Мне нужно уходить.
Сейчас.
Не думаю об этом, поскольку мой мозг рассчитывает расстояние до машины, а затем бегу не останавливаясь, пока дверь машины не запирается.
Раздается стук в окно, и я ахаю, медленно бросая на него взгляд.
Лэндон появляется с другой стороны, высокий и устрашающий, произнося одними губами: «Мы не закончили».
Я поворачиваю ключ зажигания дрожащим пальцем, и мне требуется две попытки, чтобы эта чертова штука заработала.
Еще один удар. На этот раз кулаком по стеклу.
Крик застревает в горле, но я до упора жму на газ.
Машина набирает скорость, но, выезжая с парковки, я мельком вижу в зеркале заднего вида Лэндона, делающего знак «я вижу тебя».
Или, может быть, сейчас это «я наблюдаю за тобой».
Это второй раз, когда я так напугана в своей жизни.
* * *
— Детка? Почему звонишь так поздно?
Я смотрю на лицо моей матери на экране планшета и заставляю себя сдержать слезы.
Рай Соколова не только моя мать, самая красивая женщина внутри и снаружи, но и образец для подражания.
У нас с Майей такой же оттенок светлых волос и точная копия ее глаз, носа и губ.
Она и тетя Рейна – мамин идентичный близнец и мать Килла и Гарета – обычно шутили, говоря, что мы их мини-друзья.
Я всегда знала, что моя мама сильная женщина, неустрашимая и безжалостная. Однако прямо сейчас между ее бровями пролегла морщинка.
В Нью-Йорке поздний вечер, и я застала ее сидящей за туалетным столиком сразу после того, как она закончила свой рабочий день в качестве лидера нью-йоркской Братвы. Все верно. Моя мама – единственная женщина, которая поднялась по карьерной лестнице в организации, где доминируют мужчины, и заняла кресло за столом принятия решений.