Бог Разрушения
Шрифт:
Но я не говорю этого вслух, иначе мои попытки реабилитировать свой имидж в отношениях с братом и сестрой резко пойдут на спад.
Мне вообще-то нравится, что они не напускают на себя выражение ужаса или отвращения, когда я попадаю в их поле зрения. Они приходят в мою комнату без моего принуждения – в случае Брэна это скорее для того, чтобы присматривать за мной.
Они – вещественное доказательство того, что, да, я контролировал их на протяжении многих лет, но, несмотря на мою благочестивую логику, этот процесс так и не привел к хорошим отношениям. Эта более мягкая версия, хотя и не является моей любимой, способна дать лучшие результаты.
—
Глин наклоняется вперед в своем кресле.
— Итак, он был в ярости, что вполне понятно, поскольку ты, очевидно, назвал ее немой при первой встрече.
— Древняя ошибка, — говорю я.
— Киллиан считает иначе. Он считает, что ты не в состоянии уважать эту ее часть. Поэтому я стала расспрашивать его подробнее, и он рассказал мне то, что знает. Эта история произошла, когда Киллиану было девять, а Мие – около восьми лет. Майя и Мия ехали домой, когда на них напали посреди дороги. Одного телохранителя убили, но второй сумел защитить девочек. Однако один из нападавших добрался до них и забрал обеих. Мия боролась, брыкалась и кусала его за руку, пока он не освободил Майю. В итоге похитили только ее. Другому телохранителю удалось благополучно доставить Майю домой. Три дня у них не было никаких новостей. Ее родители ожидали звонка с требованием выкупа, но так и не получили его. По словам Киллиана, это было самое тяжелое время для их семьи. Ее родители мобилизовали все ресурсы русской мафии, чтобы найти ее. Они закрыли Нью-Йорк и перевернули его вверх дном в поисках нападавшего, но вышли с пустыми руками. И вот, когда они уже были готовы сойти с ума, им позвонили. Похититель требовал перевести двадцать пять миллионов на счет в оффшорном банке, и только когда они сделают перевод, он сообщит им ее местонахождение. Если бы они не согласились на его требования, он все равно сообщил бы им ее местонахождение, но она была бы мертва. Естественно, они сделали перевод, и он отправил им GPS-код. Мию нашли в темном сыром подвале, свернувшуюся калачиком в позе эмбриона. Она была голодной, ее губа была окровавлена и появились рубцы на теле, но она не плакала. Врач сказал, что, к счастью, она не подверглась сексуальному насилию. Но с тех пор она не произнесла ни слова, и специалисты решили, что это было не физическое, а психическое насилие.
Мои пальцы сжимают бутылку с такой силой, что я удивляюсь, как это еще не раздавил ее на куски и не увидел, как моя кровь проливается на пол.
Один только рассказ о том, что с ней произошло, вызывает лавину чувств, которые мне так хорошо знакомы. Похожее на то, когда эти придурки выставили Брэна посмешищем всей школы, но эти эмоции гораздо сильнее по интенсивности и могут быть классифицированы только как черная ярость.
Кто-то имел наглость не только терроризировать мою Мию, но и угрожать ей и травмировать ее настолько, что лишил ее голоса на целое десятилетие.
— Она через многое прошла, — комментирует Брэн, сгорбив плечи.
— Что еще? — спрашиваю я слегка натянутым тоном, который не узнаю даже я.
Глин внимательно наблюдает за мной.
— Это все. Родители Мии искали ее похитителя по всему миру, но не нашли никаких следов. Они подозревали, что это мог быть один из телохранителей, раскрывших маршрут, так как об этом знали только они и ее родители, но один из них погиб, а тот, кто выжил, привез Майю домой, будучи тяжело раненным, так что, если бы он был замешан в этом деле, он бы похитил и Майю. С тех пор
Потому что ей угрожал этот чертов ублюдок, который пожалеет о том, что не умер, как только я его найду.
— Есть ли у ее семьи какие-нибудь теории? Подозреваемые?
Глин пожимает плечами.
— Не совсем. Они определенно подозревают, что это был враг одного из них или обоих, но, видимо, в мафии это само собой разумеющееся. Даже Аннику, сестру Джереми, несколько раз чуть не похитили. Но это единственный раз, когда им это сошло с рук.
Нет, не единственный.
Если мои расчеты верны, есть одна возможная теория, которую, похоже, никто из них не рассматривал. Но для того, чтобы эта версия сработала, мне нужно сначала подтвердить несколько вещей.
— Не уверена, что это поможет… — Глин замялась.
— Поможет, — я отказываюсь от пива, затем встаю и ерошу ее волосы. — Спасибо, маленькая принцесса.
Она смотрит на меня с приоткрытым ртом, потом кивает и растягивает губы в улыбке.
— Конечно.
Я направляюсь к своей комнате.
— Не стесняйся общаться с королем драмы, Реми или Креем, если они где-то здесь. Я ухожу.
— Я попрошу девочек присоединиться ко мне, — бросает Глин в ответ, и я слышу ее шаги, удаляющиеся из комнаты.
Другие шаги, однако, приближаются ко мне. Я снимаю рубашку и бросаю ее в корзину для белья, а затем смотрю на брата.
Брэн прислонился к дверному косяку, скрестив руки и лодыжки. В его глазах светится редкий блеск и едва уловимое самодовольство.
— Что?
— Ты только что впервые в жизни поблагодарил Глин.
— Не говори глупостей. Я, наверное, и раньше ее благодарил, — я нажимаю на кнопку гардероба и смотрю, как передо мной разворачиваются мои чистые, выглаженные рубашки.
— Нет, не благодарил. Ты слишком самолюбив, чтобы благодарить других или даже видеть их заслуги.
— Единственные люди, чьи заслуги я отказываюсь отмечать даже взглядом – это некомпетентные глупцы. Глин не принадлежит к этому бесконечному списку.
— Потому что она разделяет твои гены?
— Именно, — я выхватываю белоснежную рубашку. — А еще она никогда не была глупой. На мой вкус, она просто слишком зациклена на эмоциях, но, как ты мне постоянно напоминаешь, не все созданы из той же гениальной глины, из которой сделаны ты и я.
— Ты… думаешь, что мы с тобой одинаковые?
— Мы однояйцевые близнецы, Брэн.
— Не в мышлении.
— Не на сто процентов, нет, — я надеваю рубашку и начинаю ее застегивать, глядя на него с наклоненной головой. — Но ты что-то подавляешь, и пока ты это делаешь, мы не слишком далеко ушли в сокрытии наших секретов, не так ли?
В его глазах появляется мрачный взгляд, и если бы я не торопился, то исследовал бы его более внимательно.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Ты никогда не поймешь, Брэн, — я хватаю его за плечо и сжимаю, когда собираюсь уходить. — Никогда не поймешь.
Он ловит мою руку.
— Куда ты идешь?
— Не волнуйся. Я не собираюсь разжигать новую войну, разве что в шахматы.
— Ты действительно собираешься просто поиграть в шахматы?
— Знаю, правда? Я стал слишком скучным для своего собственного блага.
Он бросает на меня недоверчивый взгляд, но отпускает.
— Помни, Лэн. Если ты снова скатишься к своим манипуляциям и хаосу, ничего не получится.