Бог резни
Шрифт:
Мишель: Берите еще, прошу.
Ален: Спасибо. Я и так объелся. О чем мы говорили?
Вероника: Что было бы приятнее встретиться при других обстоятельствах.
Ален: Ах да, конечно. Значит эта шарлотка — рецепт вашей матери?
Мишель: Это рецепт моей матери, но испекла его Вера.
Вероника: Твоя мать не смешивает груши с яблоками!
Мишель: Нет.
Вероника:
Аннета: Да вы что? Что с ней?
Вероника: Колено.
Мишель: Ей поставят вращающийся протез, металл-полиэтилен. Она волнуется, что после кремации от него что-то останется.
Вероника: Какой ты злой.
Мишель: Она не хочет, чтобы ее хоронили с моим отцом. Она хочет, чтобы ее кремировали, а урну установили в склепе, где покоится прах ее матери, на юге. Она там совсем одна. Две урны с видом на море, и постоянно ругаются! Ха-ха!
Пауза, улыбки.
Аннета: Мы так тронуты вашим отношением, тем, что вы не стали подливать масла в огонь, а попытались уладить ситуацию.
Вероника: Скажу честно, это самое меньшее из того, что можно было сделать.
Мишель: Да!
Аннета: Нет-нет. Многие родители стоят горой за своих детей, да так, что сами впадают в инфантилизм. Была бы наша реакция, моя и Алена, такой же чуткой, если бы Брюно выбил два зуба Фердинану? Не уверена, что мы бы продемонстрировали такую же широту взглядов.
Мишель: Да нет же!
Ален: Она права. Не уверен.
Мишель: Нет. Поскольку мы очень хорошо знаем, что все могло бы произойти и наоборот.
Пауза.
Вероника: А что сказал Фердинан? Как он видит ситуацию?
Аннета: Он не слишком много говорит об этом. Думаю, он растерян.
Вероника: Он осознает, что изуродовал товарища?
Ален: Нет. Нет, он не осознает, что изуродовал товарища.
Аннета: Зачем ты так говоришь? Конечно, Фердинан осознает!
Ален: Он осознает, что вел себя грубо, но не осознает, что изуродовал товарища.
Вероника: Вам не нравится слово, но это слово, к несчастью, точное.
Ален: Мой сын не уродовал вашего сына.
Вероника: Ваш сын изуродовал нашего сына. Приходите сюда в пять часов, вы увидите его рот и зубы.
Мишель: Временно изуродовал.
Ален: Губа заживет, а что касается зубов, надо отвести его к лучшему дантисту, я готов поучаствовать…
Мишель: Для этого есть страховка. Мы бы хотели, чтобы мальчики помирились и чтобы подобное не повторилось.
Аннета: Давайте организуем им встречу.
Мишель: Да. Точно.
Вероника: В нашем присутствии?
Ален: Незачем их опекать. Пусть поговорят по-мужски.
Аннета: Ален, по-мужски, это смешно. То есть нам при этом не нужно присутствовать? Будет лучше, если они встретятся без нас?
Вероника: Вопрос не в том, будем мы или нет. Вопрос в том, захотят ли они поговорить, захотят ли разобраться?
Мишель: Брюно этого хочет.
Вероника: А Фердинан?
Аннета: Мы его мнение спрашивать не будем.
Вероника: Надо, чтобы это исходило от него.
Аннета: Фердинан ведет себя как хулиган, нам не интересно, что он думает.
Вероника: Если для Фердинана встреча с Брюно — это наказание, то я думаю, что позитивных результатов не будет.
Ален: Мадам Валлон, наш сын дикарь. Нереально надеяться на то, что он внезапно раскается. Так, мне очень жаль, но я должен вернуться на работу. Аннета, ты остаешься? Вы мне потом расскажете, что решили. В любом случае, от меня тут пользы нет. Женщина думает, что для воспитания нужен мужчина, нужен отец, будто это чему-то поможет. Мужчина всегда не у дел, он это всегда обуза, его надо тащить на аркане. Забавно, у вас из окна видно надземное метро!
Аннета: Мне неловко, но я тоже не могу больше задерживаться… Мой муж никогда не был слишком заботливым отцом, с коляской он не гулял.
Вероника: Жаль. Это так чудесно — гулять с ребенком. Тем более, все проходит так быстро. Вот ты, Мишель, всегда был готов возиться с детьми и с радостью катал коляску.
Мишель: Да-да…
Вероника: Ну так что мы решили?
Аннета: Вы сможете прийти с Брюно к нам вечером в полвосьмого?
Вероника: Полвосьмого? Как ты думаешь, Мишель?
Мишель: Ну, я… Могу, наверно, позволить себе.
Аннета: Давайте.
Мишель: Думаю, что будет лучше, если Фердинан придет к нам.
Вероника: Да, я согласна.
Мишель: Не пострадавший должен идти к обидчику.
Вероника: Это правда.
Ален: В полвосьмого я нигде не смогу быть.