Бог Солнца в поисках... суррогатной матери

Памфилофф Мими Джин

Я вздохнула от удовольствия. Именно так я хотела, чтобы было в моей жизни. Он. Я. Наши тела переплетаются.

Кинич неожиданно остановился. И нахмурился.

— Что случилось? — спросила я.

— Ты зря тратишь время. Ты нужна мне здесь. Ты хоть представляешь, как я волновался за тебя?

— Хм? Но я здесь, — ответила я, в конец запутавшись.

— Пенелопа… — прорычал он.

— Что?

— Пенелопа! Черт возьми, проснись, — закричал он.

Я резко открыла глаза.

— Нет…! —

сказала я, закрыв лицо руками. — Черт возьми! Только не снова!

Кинич по-прежнему лежал в своей постели. Неподвижный. Холодный. Зависший во времени, как Спящая красавица.

Я выскользнула из постели и, пошатываясь, побрела в ванную. Уставившееся на меня изображение было грустной и потрепанной версией меня. Именно так я себя чувствовала. У меня не осталось сил в руках, чтобы отбросить в сторону неудачи.

Какая ирония, подумала я. Наконец поняла, почему Кинич перестал верить, что его жизнь нельзя изменить, и почему предпочел выживание вместо процветания. Существовать, но не жить. У всех были свои переломные моменты. У всех. Даже у всемогущих богов.

— Прости, Кинич, что осуждала тебя, — склонила я голову над раковиной.

— Раз уж ты проснулась, я прощаю тебя. Я говорил тебе, что ты храпишь, как дровосек с гайморитом? Это весьма неприятно.

У меня глаза полезли на лоб.

— Кинич?

Я оглянулась через плечо, направо и налево, но я была одна в личном спа-люкс с мини-водопадом.

— Что? — произнес он.

Святой торт дьявола. Я посмотрела вниз и вверх, из стороны в сторону. Никого.

— О, мамочка. Видеть его во сне каждую ночь, не достаточно.

— Каждую ночь? Как интригующе. Мы голые?

Вот снова. Я задержала дыхание.

— К-Кинич? Это ты?

— Думаю, стоит запретить кому-либо звать меня по имени Майя. Хочу слышать его только от тебя. Только этим сладким голоском.

Я не могу дышать.

— Это… действительно… ты? Или я все еще сплю?

— Я. Что ты так долго возилась с ритуалом?

Я наклонилась, чтобы отдышаться.

— Я понятия не имела, что это было… святое дерьмо! Это действительно ты?

— Ты никому не рассказывала о случившемся?

— Не-а, но я вроде, как и забыла о той части, когда ты произносил странную фразу. — Я не могла в это поверить. Вернувшись в спальню, я уставилась на тело Кинича. — Но ты на кровати. Я смотрю прямо на тебя. Где ты… хм — или как правильно сказать? — откуда разговариваешь со мной?

— Видимо, Вселенная все же может удивить. Даже такое старое божество, как я.

— Извини? — спросила я.

— Я прямо здесь. С тобой.

— Еще раз. Извини?

— Я… внутри тебя.

* * *

Когда Кинич

попытался открыть глаза, то сразу понял неладное. Медленно он исследовал физические ощущения. Ноги, пальцы, легкие, он все ощущал, но не мог управлять телом.

Его парализовало? Он умер?

Последнее, что он помнил, он в бассейне с Пенелопой, прижимающейся к нему округлыми, упругими грудями, и он прибывающий на грани пролиться в ее ладонь. Ее желание было настолько мощным, что он буквально готов был воспламениться. Затем, пока он пытался сдержать пламя, ужас отразился на милом личике Пенелопы.

Он не видел Мааскаб, но доносящийся удушливый смрад не с чем не перепутаешь. Скаби стоял позади него и все, что он собирался сделать, было не хорошо. Наверное, и болезненное.

Тогда в голове вертелась лишь одна мысль: он хотел защитить Пенелопу, но не смог. Только не снова. Только, блядь, не снова.

И в этот момент полной беспомощности, что-то в глубине его души изменилось.

Как жесткий удар под дых, он понял, что если бы ему пришлось выбирать, то он бы позволили человечеству погибнуть, он пожертвовал своей душой, если это спасет жизнь Пенелопе.

Невозможно.

Как, когда боги так яростно защищали человечество, он мог подобное чувствовать? Кинич не знал. Но чувствовал. Невидимые цепи защелкнулись, его душа встала перед выбором, какую жизнь он ценил больше. Свободно жить, любить, желать другой жизни и возможно, получить ее. И в тот самый момент он осознал, что не хочет покидать Пенелопу, никогда.

Но, конечно Мааскаб появился, чтобы его убить. И, конечно, жрец пришел, чтобы забрать ее.

Оставалось единственное решение: Молитва Верности и Защиты.

С его светом, привязанным к ней, у Кинича был шанс отследить ее после того, как он восстановит форму в сеноте.

Он говорил и молился, чтобы Мааскаб, позади него, оказался достаточно близко, чтобы коснуться… убить его. По крайней мере, он выиграет для Пенелопы немного времени, прежде чем успеет снова появиться.

А затем он развернулся и ощутил кость и плоть.

Контакт.

И следом наступила тьма. Ничего, кроме тьмы. Пока звук сладкого голоса Пенелопы не пронесся сквозь бездну, шепча во сне его имя.

— Пенелопа, проснись. Ты слышишь меня?

Ответа не было несколько секунд. Возможно, его свет был в лимбо. Но когда он почувствовал, как его тело двигается само по себе, а глаза ни черта не видят, то понял, что застрял в другом теле. Действительно, у Вселенной больное чувство юмора, он был внутри Пенелопы.

— Будь осторожен с желаниями, — пробубнил он.

— Ха? — исступленно спросила она.

— Последнее, что я помню перед нападением Мааскаб, что желал оказаться внутри тебя.