Бог войны и любви
Шрифт:
Прочь от России, от родных, от любви! И даже не узнать, живы ли все, покинутые ею… Отчаянно пенять на судьбу она удерживалась лишь потому, что верила — верила, как способны верить только русские люди: Бог знает, что творит. Все в руках Божиих; следовательно, пока последнее зло не совершилось, пока смерть не пролегла поперек твоего пути, не должно отчаиваться и сомневаться в божественной мудрости и милосердии.
— Боже, Боже мой! Не оставь меня в дни скорби моей! — прошептала Ангелина.
Потом мысли ее приняли другое, более практическое направление.
Итак, судьба опять посмеялась над нею. Ангелина мечтала сама распоряжаться своей участью, бороться с обстоятельствами! Где там! Опять придется подчиниться, сдаться…
Нет. Она не сдастся, она еще обратит свое поражение в победу!
Неправда, что месть — отрада мелких душ! Бывает так, что месть становится единственным стержнем существования. И теперь пришел черед Ангелины жить с мыслью об отмщении: за себя, за князя Алексея и княгиню Елизавету, за Меркурия, за всех тех, кто убит по воле шпионки-графини… за Никиту!
Она прижала ладони к губам, чтобы громко не застонать. «Может быть, ты жив. Может быть, мы увидимся когда-нибудь. А может, не увидимся никогда. Но я не забуду тебя. Не забуду! Горе жизни испытывает любовь, и если не убивает ее, то дает ей новый полет. Ничего! Все избудется! Главное — чтобы спаслась Россия».
Она в последний раз поглядела на противоположный берег — затянутый дымом сражений, грохочущий громом пушек, залитый кровью и слезами… единственный в мире обетованный берег! Какая-то светлая птица вдруг промелькнула над рекой, стремясь туда, возвращаясь. Ангелина проводила ее тоскливым взглядом. Может, это летит ее душа?
Может быть…
Часть третья
ВЕСНА В ПАРИЖЕ
1
ФИАЛКИ ДЛЯ БЫВШЕЙ ИМПЕРАТРИЦЫ
Легенда гласит, что однажды бог солнца Аполлон преследовал жгучими лучами своей страсти прекрасную девушку, дочь Атласа. Она воззвала к Зевсу с мольбой укрыть и защитить ее. И вот великий громовержец внял этим мольбам, превратив юную деву в чудную фиалку, и укрыл ее от огненных лучей в тени своих кущ, где она с тех пор каждую весну цвела и наполняла своим благоуханием небесные леса. Очень может быть, что прелестный цветок остался бы там навсегда, когда бы однажды Прозерпина, дочь Зевса и Цереры, не отправилась в лес за цветами. Здесь Прозерпину подстерег давно влюбленный в нее бог подземного царства Плутон и похитил как раз в то мгновение, когда она рвала фиалки. В испуге она уронила цветы с небес на землю… вот эти-то фиалки и послужили прародительницами тех, которые ранней весною зацветают в укромных, тенистых уголках лесов и богатых южных оранжереях, несчетными количествами привозятся на рынок цветов, а оттуда начинают свое путешествие по Парижу в корзинках цветочниц.
Еще вчера этот лиловый цветок можно было увидеть на каждом углу, однако сегодня, 9 марта 1814 года, корзинки полны были нарциссами и желтым дроком, кое-где встречались белые, чуть привядшие букетики ландышей, привезенные с юга Италии; можно было увидеть даже редкость — швейцарские анемоны, и только фиалки не было, не было нигде, так что если бы человек, который все утро бегал по Парижу в бесплодных поисках этих цветов, хоть уже ног под собою не чуял от усталости, знал античную легенду, он мог бы подумать, что время сместилось и он перенесся в ту эпоху, когда Прозерпина еще не отправилась за фиалками и не уронила их с небес на землю. Однако этот человек не знал ни о Зевсе, ни об Аполлоне, ни о Прозерпине, ни, тем паче, о дочери Атласа. Он знал только, что достоин гильотины за то, что проспал, опоздал, не явился на большой цветочный рынок в три утра, чтобы среди той суеты и кипучей деятельности, которая царит там в это время, найти изрядную корзину фиалок. То есть это сперва он хотел целую корзину. Теперь-то он отдал бы все содержимое своего кошелька за пять-семь изящных лиловых цветочков с округлыми темно-зелеными листками.
Тщетно. Фиалок не было нигде. И ему предстояло вернуться в Мальмезон ни с чем, и хозяйка этого дворца не получила бы в памятный день то, что получала почти двадцать лет сряду, и через небольшое время великий человек, победитель мира, узнал бы о случившемся и, может быть, воспринял бы эту маленькую неудачу острее всех своих великих, трагических неудач — особенно теперь, когда его войска два дня назад были рассеяны армией русских и их союзников у Сен-Дизье.
Если бы тот, кто искал фиалки, мог плакать, он сейчас разрыдался бы. Он чувствовал себя подобно метрдотелю одного из французских королей, который заколол себя шпагой, увидев, что запаздывает рыба, заказанная к королевскому столу. Ей-Богу, он был уже готов вытащить свой пистолет, как вдруг сердце его бешено заколотилось; какое-то мгновение он думал, что его посетило чудесное видение: невдалеке, на каменном парапете моста Пон Неф, стояла корзинка, полная фиалок!
К небесам вознеслись слова благодарности, и, стараясь не дышать, чтобы не спугнуть видение, этот человек двинулся к корзинке на цыпочках, чуть приседая и широко расставив руки, как если бы корзинка имела крылья и внезапно могла улететь.
Итак, он вернется в Мальмезон с победой, и прекрасные черные глаза его госпожи озарятся радостью, и великий человек улыбнется, и, быть может, все его последние неудачи хоть на миг забудутся!.. Он уже почти схватил добычу, как вдруг корзинка и впрямь взлетела в воздух, и тотчас же раздался возмущенный голос:
— Но это мои цветы, сударь!
Прошло какое-то время, прежде чем этот человек очнулся и осознал, что корзинка не летит в небесах в хороводе ласточек, а спрятана за спиной бедно одетой женщины.
Понятно. В пылу своих поисков он чуть не украл товар цветочницы, которая, похоже, одна во всем Париже торгует фиалками. Ну что ж, сейчас он загладит свою вину! Сунув руку под камзол, человек вынул шелковый увесистый кошель и позвенел монетами, доставая золотой.
— Беру все цветы вместе с корзиной!
Он уже протянул руку к корзинке, но цветочница отступила на шаг и покачала головой.
«Дурак, зачем я показал ей кошелек? Ладно, прибавлю еще!»
Он достал вторую монетку, но цветочница опять отступила… Ей опять мало!
Не будем утомлять читателя подробностями торга. Скажем лишь, что они прошли весь мост (сто шагов) и оказались на набережной, что кошелек покупателя опустел, а цветочница, которой мало было за корзину фиалок ста золотых наполеондоров, все отступала и отступала.
Окончательно сломленный, покупатель принялся отстегивать золотые часы, но цветочница остановила его:
— Не трудитесь, сударь. Во всем Париже не сыщется столько денег, чтобы купить эти цветы!
«Да она сумасшедшая!» Покупатель с трудом оторвал взор от корзинки и впервые внимательно поглядел на ее владелицу. В его воображении во время сего беспримерного торга уже сложился образ отвратительной старухи, сморщенной и скрюченной от скаредности, и он остолбенел, увидев поразительной красоты глаза того самого темно-синего цвета, который как раз и называется фиалковым, и нежный овал лица, и тяжелый, небрежно сколотый узел золотисто-рыжих волос, из которого выбивались вьющиеся пряди и реяли под легким ветерком, сверкая на солнце. Казалось, сама Весна стоит сейчас на набережной Сены! Скромное платьице облегало фигуру, достойную творений самого Леруа [78] . Да, эта особа заработала бы целое состояние, торгуя не цветочками, а своей красотой, подумал восхищенный покупатель, но, вспомнив, какую цену она только что заломила за свои фиалки, он вновь возвратился с небес на землю и спросил, с мольбой глядя в синие глаза:
78
Знаменитый парижский модельер начала ХIX в.