Бог Войны
Шрифт:
— Скажи это нашим воинам, — произнёс я, вставая. — Скажи им, что твой Бог на нашей стороне. Скажи, пусть бьются изо всех сил и будут уверены, что Бог им поможет.
Я выплеснул свое вино на ковер. Ясно, что Этельстан нашёл себе где-то другое убежище, мне лучше пойти к своим людям.
Мой сын тоже встал.
— Отец... — неуверенно начал он и со слезами на глазах взглянул на меня. — Прости, я никогда не мог быть таким сыном, как ты хотел.
Я был сражён его горем и смущен острой жалостью, которую мы оба испытывали.
—
— В самом деле? — изумился он.
— Утред, — произнёс я, назвав его именем, которое отнял в гневе. — И ты тоже меня прости.
Я протянул к нему руки, и мы обнялись. Вот уж не думал я, что опять доведётся обнять старшего сына, но я так крепко его сжал, что пальцы царапнули золото и серебро его расшитого одеяния. Я ощутил на глазах подступившие слёзы.
— Будь храбрым, — сказал я, не отпуская его. — А когда победим, ты приедешь к нам в Беббанбург и отслужишь мессу в нашей часовне.
— С радостью.
— Будь храбрым, храни свою веру, — продолжил я, — и мы победим.
И я оставил его, покинул ярко освещённый фонарями шатёр, утирая глаза. Я шёл мимо костров, вокруг которых под дождём собирались люди, а из шалашей доносились женские голоса. За войском увязались все шлюхи северной Мерсии, а, насколько я знал, еще и Уэссекса. Хриплое пение теперь осталось где-то далеко позади. Пьяные, решил я и уже почти подошёл к кострам своих воинов, когда пение сменилось гневными криками. Ночь прорезал вопль.
Раздался лязг клинков. Криков стало больше. У меня из оружия был только маленький нож, но я развернулся и побежал к месту драки. За мной к внезапной вспышке яркого света бросились и другие. Шатёр короля был охвачен огнём, пропитанное воском полотно жарко пылало. Теперь вокруг меня отовсюду слышались крики. Воины обнажили мечи, в глазах у них отражался страх. Я видел, что стражники, стоявшие возле шатра, убиты, их трупы освещало пламя горящего шатра. Шатёр окружили телохранители Этельстана в алых плащах, другие разрывали горящую ткань.
— Они ушли! — взревел кто-то. — Ушли!
В наш лагерь каким-то образом проникла кучка людей Анлафа. Они-то как раз и пели, делая вид, что пьяны. Надеялись убить Этельстана и вырвать нам сердце ещё до начала битвы, но Этельстана в шатре не оказалось. А вместо него они обнаружили там епископа.
К обугленным останкам шатра приблизился Этельстан.
— Там не было часовых? — разгневанно обратился он к своей свите, а потом увидел меня.
— Лорд Утред. Я сожалею.
Мой старший сын был мёртв. Его сразил меч, и кровь окрасила алым богатое одеяние. Тяжёлый нательный крест был украден. Его тело вытащили из горящего шатра, но слишком поздно. Теперь я стоял перед ним на коленях, касался его лица, невредимого и странно умиротворённого.
— Мне так жаль, — повторил Этельстан.
На миг
— Мы примирились, мой король.
— Так значит, завтра начнём войну, — решительно произнёс Этельстан. — И жестоко отомстим за его смерть.
Господь завтра явит нам свои чудеса? Но мой старший сын погиб, и пока я возвращался к своим, огни костров расплывались перед моими глазами.
Настал рассвет, и птицы запели в верхушках деревьев, как в самый обычный день. За ночь дождь ослаб, но ещё моросил, когда я покинул укрытие. Мои кости ныли, напоминая о том, как я стар. У догорающего костра рвало Иммара Хергильдсона, молодого дана, которого я спас от повешения.
— Перепил ночью? — поинтересовался я, пиная собаку, которая прибежала жрать блевотину.
В ответ он только покачал головой. Лицо было бледное и напуганное.
— Ты уже стоял в стене щитов, — сказал я, — и знаешь, что делать.
— Да, господин.
— К тому же они тоже боятся.
Я кивнул на север, где за низким холмом расположились враги.
— Да, господин, — неуверенно повторил он.
— Ты, главное, следи за ударами копий снизу, — напомнил я, — не опускай щит.
Он был склонен так делать во время тренировок. Воин из второй шеренги врага мог ударить копьём в икру или лодыжку, и естественной реакцией Иммара было опустить щит, открыв себя для удара мечом по груди или горлу.
— Ты справишься, — сказал я ему.
Мой слуга Алдвин принёс мне кубок с элем.
— Есть хлеб, господин, и бекон.
— Сам поешь, — сказал я ему. У меня аппетита не было.
Ко мне приблизился сын, теперь единственный сын. Он тоже был бледен.
— Это Ингилмундр, — сказал Утред.
Я понял — он имеет в виду, что это Ингилмундр проник в наш лагерь и убил его старшего брата.
— Ты уверен?
— Его опознали.
Что ж, это имело смысл. Высокий, красивый норвежец, который клялся в верности Этельстану и получил земли в Виреалуме, лишь притворялся христианином. Он заключил тайный союз с Анлафом и провёл кучку своих людей сквозь тьму. Ингилмундр знал армию Этельстана, говорил на нашем языке и в эту дождливую ночь пришёл убить короля, надеясь лишить нас вождя и посеять панику. Но вместо этого убил моего сына и в суматохе пожара скрылся в ночи.
— Скверный знак, — сказал я.
— Добрый знак, отец.
— Что в нем доброго?
— Напади он чуть раньше, и ты был бы мёртв.
Лёжа ночью без сна, я тоже думал об этом.
— Прежде чем твой брат умер, мы с ним примирились, — сказал я сыну. Я вспомнил наши объятия. Я чувствовал в тот момент, что сын беззвучно рыдает, уткнувшись мне в плечо. — Плохой я отец.
— Нет!
— Теперь уже слишком поздно, — отрезал я. — Но сегодня мы убьём Ингилмундра. Заставим его страдать.