Богатыи?. Свободныи?. (не) Мои?
Шрифт:
Я же видела их, этих лосей. Здоровые. А девчонка... В ней же одни косточки. Пальцем ткни и рассыпется
– Они... – видно, что ей не хочется говорить, но она не знает, как еще можно меня остановить, – Они просто травят. Хотели видео снять, чтобы была без лифчика.
Она смущается, косится на водителя и Матвея.
– У них группа. Там много такого, – продолжает она сбивчиво.
А у меня все внутри замирает – что это за люди растут? Как так можно вообще?
– И учителя ничего не делают?
Тут Алиса грустно улыбается:
– Всем Артем заправляет.
Вот с этим я не согласна. Нельзя позволять с собой так обращаться.
Девочка молитвенно складывает тонкие ладошки:
– Пожалуйста! Не надо ни к врачу, ни сообщать кому-то! Директор поговорит с ними. А если вмешаетесь Вы, сделаете только хуже. У меня 11 класс, после этой школы, я смогу поступить в престижный вуз, получить специальность, найти хорошую работу. Или меня исключат. Денег на учебу – нет. Поймите это!
Я теряюсь. Очень трудно начинать с нуля. Не у каждого хватит сил. Кто я такая, чтобы решать за нее?
– Ладно. Ничего страшного, если ты сегодня отдохнешь. Директору я позвоню. Куда тебя отвести?
– До метро. Я сама доберусь.
– Адрес назови, где живешь. На метро в другой раз покатаешься.
Поколебавшись, она все же говорит, где живет. Мы завозим ее домой.
Как только Алиса выходит из автомобиля, Матвей говорит:
– Поедем вещи соберем. Ты деньги Пал Санычу сможешь вернуть?
Я тоже думаю, что так будет правильно.
– Думаю да, у меня на кредитке есть.
– Документы из школы не забирай. Посмотреть хочу, чего золотые мальчики стоят.
У меня много сомнений, стоит ли это делать.
Но и... В чем-то Матвей прав.
– Не твоя весовая категория, – решаю выразить часть сомнений.
– Давид победил Голиафа, мам.
Спорить бесполезно.
– Как скажешь, солнц. Собери вещи. Я отработаю и приеду. И жилье поищи.
– Сделаю.
Оставаться у Антонова нельзя в любом случае. Такие благодетели ни мне, ни моему сыну не нужны. Возвращаюсь на работу. Не знаю, что ждет меня вечером. И где мы будем ночевать. Кредитными деньгами пользоваться не хочется. Но другого выхода не вижу.
Открываю дверь своим ключом. С кухни раздаются голоса. Повышенные.
Иду туда.
– Да пойми ты... – горячится Антонов, пытаясь что-то доказать Матвею.
Это глупо с его стороны. Матвей всегда был такой. Категоричный. Он же его хорошо знает.
– Слушайте, я хотел без драм. Но раз Вам так хочется... Вы меня сегодня слили. И мне не интересна причина. Есть то, что человек может сделать для каких-то целей. И то, чего он делать не будет. Я не верю, что цель оправдывает средства. Не так это. Если бы сегодня меня обвинили в изнасиловании, Вы бы рассказали правду? Вы же когда шли туда, всё слышали.
Ответом моему сыну служит молчание.
Не рассказал бы.
– Тогда что Вы мне пытаетесь объяснить?
И снова взрослому мужику нечего сказать в ответ.
Я захожу на кухню.
– Павел Александрович, произошла неприятная ситуация. Мне не понравилось, как Вы себя повели. Но читать нотации не буду. Нет у меня такого
Вид у мужчины виноватый и расстерянный.
– Зачем ты так, Олесь? Все же хорошо было. И ты...
Обрываю его. Подозреваю, что хочет сказать. Только собирать коллекцию из сомнительеых личностей не стану. Достаточно Белова.
– Не надо, – для убедительности качаю головой.
Чтобы не усиливать тяжесть момента, берем с сыном вещи и выходим. Такси вызываем уже из подъезда.
– Слушай, а куда мы? – спрашиваю у Матвея.
– Я комнату нам нашел. Не очень, конечно. Но пока – сойдет. Диван, раскладушка есть.
– Уже хорошо.
Разговаривать не тянет. Каждому из нас нужно переварить случившееся. Может, мы сами виноваты? И не надо выделываться? А быть как все? Тогда жить будет проще. Но противней.
Последнее время я чем-то прогневила небеса. Наверное, поэтому я оказываюсь так часто перед проблемой выбора. Или скорее без права выбирать.
Директору я позвонила на следующий день и сообщила все, что думаю и о школе, и о учителях, и о нем лично. Сказала, что Матвей остается и что это его решение. Директор обрадовался. Я его радости не разделяла, так как хорошо знаю собственного сына. Повезет, если здание школы уцелеет.
Хотя несколько дней проходят спокойно.
За окнами уже почти стемнело. Идет пушистый снег. Совсем нехолодно, лишь небольшой морозец. Я знаю, так как ходила пить кофе в соседнее кафе. У меня небольшой перерыв перед следуюшим занятием. Позволяю себе просто стоять и смотреть в окно.
Вдруг меня окликают, вырывая из вороха моих мыслей.
– Олеся, Алла Николаевна просит тебя зайти. Срочно!
Это секретарь директора. Надо идти.
Подхожу к двери директорского кабинета, несколько раз стучу, слышу привычное: " Войдите", перешагиваю порог и замираю, не совсем веря в реальность открывшейся картины.
Напротив входной двери у окна расположен диван. На нем, откинувшись на спинку, сидит мужчина. Он в полурастегнутой белой рубашке, видно часть мощной грудной клетки. Я успеваю отметить поросль черных волос на смуглой коже и то, что белый цвет ткани подчеркивает ровный загар. Красиво. Следующее, на что обращаю внимание – это широко разведенные ноги в классических черных брюках и идеальной чистоты обувь. Последнее, за что цепляется взгляд, это коленопреклоненная фигура Неверовой и ее светлая макушка, риитмично опускающаяся и поднимаюшаяся между ног мужчины.
Его лицо расслаблено. Глаза полуприкрыты. Но из-под опущенных ресниц он внимательно следит за мной.
– Присоединишься? – раздается его бархатный голос под аккомпанемент влажных причмокиваний.
Я не ханжа. Меня трудно смутить. Но здесь...
– У тебя там два члена или ты хочешь мне полизать? – сама от себя не ожидаю такого ответа.
Да и Холодов, похоже, тоже не ожидает. Потому что расслабленность с его лица смывает волна гнева.
Глава 4