Богатыриада, или Галопом по европам
Шрифт:
– Когда наутро будущий муж протрезвел, избавившись от головной боли, тошноты и сухости во рту, а также от прочих нехороших признаков похмелья с помощью пива, припасенного заботливым Лесовичком, а также волшебного посоха, встал животрепещущий вопрос: а как, собственно, осуществить оный свадебный обряд? Согласие жениха было, невесты – тоже, а вот что дальше делать?
Озорное предложение Лесовичка – явиться в ближайшую церковь и заставить попа совершить венчание, вызвало коллективный истеричный хохот, перепугавший всю лесную живность далеко вокруг. Настолько явственно представилась
Робкое предложение самого волхва, что надо поклясться друг другу в верности перед уцелевшим изображением Перуна, где-нибудь в глухом капище, затерявшемся среди дремучих чащоб, было отвергнуто уже Бабой Ягой:
– Не-а! Не согласная я! И раньше-то не верила ни в Перуна, ни в Дажьбога, ни в Стрибога, ни в Велеса… Во всех прочих – тоже. А теперь и подавно.
– Ты не очень-то… – опасливо огляделся будущий муж. – С богами шутить опасно! Не веришь – не верь, но втайне.
– Так что же делать-то?! – начала сердиться старая ведьма.
– А живите просто так! – посоветовал Лесовичок. После чего ему снова пришлось с визгом увертываться от метлы.
– Ишь, чего выдумал! В грехе да в блуде?! Не бывать тому! – гневно сверкнула глазами Баба Яга. – Я свою честь блюду, как надобно!
– Бабуся, не поздно про честь-то вспоминать?! – искренне изумился Лесовичок. – О-ой, больно-о-о! Уйми свою подметалу!
– Ты не обзывайся, а то она и не так постегает!
Волхв кое-как навел порядок. После чего решительно заявил:
– Стало быть, ни нашим, ни вашим! Обряд будет общий! Соединят нас мой собрат и поп. Сразу, в одно и то же время.
– Не согласятся… – робко предположил Лесовичок.
– А твое любимое полусладкое на что? – улыбнулся волхв. – Напоим, согласятся! Особенно, если еще и денежек дать.
– Да его там осталось всего ничего, шампанского-то! – отчаянно взвыл любитель пенного напитка. – Уж и так берег, растягивал последний запас…
– А ты снова покушай мухоморов, да перенесись на эту… как ее… Мелкооптовую базу! И притащи целый ящик!
Лесовичок побледнел, потом покраснел, потом задрожал… И так яростно замотал головой, будто хотел, чтобы она оторвалась.
– Нет! Ни за что! С меня прошлого раза хватило… – переведя дух, всхлипнул: – Ладно, волки позорные, забирайте последнее, пользуйтесь!
Все попытки волхва все-таки добиться правды (где был Лесовичок, и что с ним стряслось во время блужданий между эпохами) ни к чему не привели. Развязывать же ему язык с помощью волшебства старый мудрец не хотел. Во-первых, это было бы не совсем честно, во-вторых, потребовало бы слишком больших затрат волшебной силы… А ее в посохе и так уже поубавилось. Женитьба-то – дело серьезное! Особенно если берешь в жены не кого-нибудь, а саму Бабу Ягу.
Обряд был совершен по всем правилам, и его торжественность портили только попытки вдрызг пьяного попа перескакивать с нравоучений на похабные частушки. Впрочем, не менее пьяный волхв тоже начудил… Тем не менее, произошло главное: немолодые молодые вступили в законный брак. «Никто не упрекнет, что в блуде живем!» – с сияющими глазами еще раз уточнила старая ведьма.
Протрезвев, батюшка и волхв попытались поднять бучу – мол, их злонамеренно напоили и они сами не помнили, как вели себя, – но было уже поздно.
– А нешто вас кто-то силой пить заставлял? – ехидно поинтересовался Лесовичок, успевший оплакать последние запасы своего любимого полусладкого шампанского, сгинувшие в «бездонных утробах». – Иль, может, вам деньги силой совали, а вы отбрыкивались, аки жеребцы норовистые?
Возразить было нечего. И поп с волхвом удалились, ворча и жалуясь на «главоболие, рукодрожание, сушняк великий» и прочие нехорошие вещи.
Так началась супружеская жизнь главного волхва и старой ведьмы. На удивление, дело пошло очень даже неплохо, хотя порой седобородого мудреца и одолевали сомнения: не поторопился ли он вдеть голову в хомут? Все было более-менее в порядке, вплоть до того утра, когда до седобородого мудреца донесся всплеск ментальной активности со стороны Киева… Предвещавший, по его опыту, большие неприятности всей державе и народу.
Потому он и заявил законной супружнице, что должен отбыть в златоглавый Киев-град. И получил вполне ожидаемую сцену с последующим примирением, и встречным заявлением: отводить неприятности от державы и народа они будут вдвоем! Раз уж поклялись быть вместе и в радости, и в печали…
Сказать, что волхв был ошарашен – не сказать ничего. Глаза его округлились и вылезли из орбит, отвисшая челюсть мелко подрагивала.
– Да что ты, баба, белены объелась?! – взмолился он, придя в себя, наконец. – Тебе мало прошлого года, когда к тугарам в плен попала по собственной дури?!
– Но ведь все хорошо в итоге вышло, ты сам сказывал! – топнула супруга.
– А ну как сейчас не выйдет?! Нет уж, оставайся дома. Не бабское это дело.
– Не останусь! Вслед за тобой полечу в ступе!
– Заколдую!!! – рявкнул волхв, угрожающе нацелив на ведьму посох.
Та поняла: муж слишком сильно рассержен, пора прибегать к неодолимому женскому оружию. Сиречь, к слезам. Что и сделала. Да так, что даже избушка сочувственно вздыхала и всхлипывала.
Волхв сначала еще больше разозлился, потом ощутил некоторое смущение, а к середине дня уже чувствовал себя кругом виноватым. За то, что расстроил слабое беззащитное существо. При этом чувство вины удивительным образом сочеталось с сильной обидой и гневом. Естественно, на супругу. За то, что из-за нее ему так нехорошо на душе.
Он взывал к логике ведьмы, просил, доказывал… Старался внушить ей, что от войн и прочих напастей баб нужно держать подальше. Просил образумиться и не обижаться. С тем же успехом можно было разыскивать Солнце в небе между закатом и рассветом. Баба Яга продолжала мочить слезами подушку, тонко подвывая и жалуясь на горькую женскую долю.
И вдруг старый мудрец насторожился, осекся на полуслове:
– Погоди, погоди… Это что же получается?
– Передумал? Согласен? – тут же встрепенулась ведьма, прекратив плач.