Богатыриада, или Галопом по европам
Шрифт:
ГПУ-шник на собственном опыте убедился, что чугунная сковорода – страшное оружие в ближнем бою. Даже в относительно слабых и неумелых женских руках.
Форменная фуражка, которую Семка не снял в чужом доме, наплевав на правила приличия, немного смягчила удар. Но и оставшейся мощи с лихвой хватило для сотрясения мозгов и лишения сознания.
– Ой! – запоздало спохватилась Серафима Агеевна, глядя на фигуру в кожанке, распростершуюся на полу. – Да что ж я наделала-то?! Никак, убила?! – Она по-бабьи всплеснула руками, готовясь завыть, но вместо этого заорала. От лютой боли.
Потому, что выпущенная из
– Ах вы, ироды! – от искреннего негодования Баба Яга чуть не начала заикаться. – Это что же такое?! Отлучилась ненадолго, ворочаюсь – на тебе! В сундуке шарят! Уж от кого-кого, а от тебя не ожидала! – напустилась она на Лесовичка. – На чужое добро потянуло, что ли? И не совестно? А это еще кто с тобой?! Такого ухореза я в наших местах не видывала…
– Гражданочка, вы нас неправильно поняли! – начал было сконфуженно объясняться бывший боец полка имени парижских коммунаров. Но его прервали:
– Он еще и выражается, охальник! Да какими паскудными словами-то! А ну… – и старая ведьма, окончательно выйдя их терпения, топнула ногой и что-то произнесла вполголоса.
Помело тут же встрепенулось, взлетело в воздух и стало попеременно охаживать Лесовичка и товарища Пухова. Те пытались увернуться, закрывались руками, но тщетно.
– Уймись, несчастная! – вопил любитель полусладкого шампанского. – Так-то с друзьями обращаешься? Совсем из ума выжила?!
– Друзья втихаря по сундукам не шарят! – огрызнулась Баба Яга.
– Да твой муж сам нам позволил! Сказал, что там она лежит, железяка эта! Мы что, виноваты, что тебя куда-то леший унес?! Дело-то спешное… Уа-а-а, больно! Уйми свою проклятую метлу, хуже будет, как волхву пожалуюсь!
– Гражданочка, сию минуту прекратите фулиганить, не то стрелять буду! – рявкнул разозленный товарищ Пухов, грозя ведьме именным наганом, который он успел достать из сундука. – Как положено: первый выстрел предупредительный, второй – прицельный… Ох!
– Как стрелять будешь?! – ахнул перепуганный Лесовичок. – Неужто по ней?! Она вообще-то баба хорошая, хоть порою дура дурой… Уа-а-а!!!
– Это тебе за «дуру», – ехидно ухмыльнувшись, пояснила ведьма. – Умница, верная подруженька! А ну, еще!
– Да нет же, по метле этой поганой… О-о-ййй! – взвыл Пухов.
– А это за «метлу поганую»! Ты мое любимое помело не смей хаять!
– Ну, все! – гаркнул бывший боец полка имени парижских коммунаров, направляя ствол в потолок.
Громыхнуло и запахло кисловатой гарью. Помело вихрем вынеслось за дверь, издав пронзительный визг (хотя вообще-то визжать неодушевленным вещам не полагается). Баба Яга, побелев и задрожав, бухнулась красноармейцу в ноги и заорала:
– Прости, Перунушка! Прости старую дуру! Не признала сразу… Вот теперь уверовала в тебя! Пощади, не убивай!
– Убила! – то ли с осуждением, то ли с уважительным потрясением произнесла Марфа, соседка Серафимы Агеевны и заодно – ее ярая завистница. Поскольку давно и безнадежно сохла она по бывшему красноармейцу Пухову, отбитому у нее «проклятой Симкой-недотрогой» еще при царе-батюшке.
Как известно, в деревне тайн от соседей быть не может. Чихнешь тихо-тихо глухой ночью, а тебе наутро через плетень доброго здоровья желают… Ну, мыслимое ли дело, чтобы соседка не услышала воплей, доносящихся из дома четы Пуховых, и не насторожилась с жадным любопытством? А после еще не заметила, как к тому дому грузно протопал Семка Черногузов (он же – «кабан бесстыжий»), заглянул в окошко и бесцеремонно завалился внутрь, даже не постучав? А уж если учесть, что через считанные мгновения за тем же окошком почернело, и раздался сначала звон, а потом – мужской и женский вопль, слившиеся воедино… Отыщется ли деревенская баба, которая после этого не подберется к соседскому дому, навострив слух?
Марфа не все толком расслышала, но главное все же поняла: Петька Пухов, судя по всему, имел связи с контрой. Может, даже с самим атаманом Березой, банду которого хоть изрядно потрепали, но до конца все же не уничтожили. Иначе с чего «кабан» так разбушевался, требуя от Симки признания, кем были те мужики, явившиеся к Петьке?! А та только всхлипывала да божилась, что сама толком ничего не ведает… Ну, дурой была, дурой и осталась, что только Петька в ней нашел! Вот почему хорошие, справные мужики попадают в сети к таким тетехам, а расчудесные бабы, всем удавшиеся (Марфа, овдовевшая три года назад, тяжело вздохнула), должны маяться без мужской ласки и заботы!
А потом… Послышался какой-то приглушенный стук, после чего – грохот, будто тяжелый ящик на пол бросили с высоты, затем – еще один стук, только звонкий, перекрытый бабьим воплем… Марфа не выдержала и, торопливо перекрестившись, ворвалась в дом. На всякий случай, крикнув: «Можно?», как вежливой бабе и надлежало.
Ясное дело, даже если бы Симка завопила: «Нет, нет, нельзя!», соседка черта с два повернула бы обратно. Но – приличия соблюдены. Чай, не в городе…
– У-убила… – трясясь, как в лихорадке, машинально кивнула жена товарища Пухова. Ее губы мелко дрожали. – К-кажись…
– Сковородой! – все тем же тоном произнесла Марфа.
– С-сковородой… К-кажись…
– Что, изнасильничать хотел? – в глазах соседки вспыхнуло жадное любопытство.
– Х-хотел… К-кажись… – Серафима Агеевна уже плохо соображала, где она и что с ней происходит.
– А Петька-то твой где?!
– Н-не з-знаю… К-куда-то перенесся…
– Как перенесся?! – ахнула Марфа, еще раз перекрестившись. – Ты что, ума лишилась, не соображаешь, что мелешь?!
– П-по в-воздуху…
– По воздуху?! У него что, ераплан был?!
– Н-не з-знаю…
– А что теперь с трупом делать?!
Тут Серафима Агеевна разрыдалась. Да так горько и пронзительно, что даже труп на полу беспокойно зашевелился, открыл глаза и со стоном произнес пару непечатных слов.
Две бабы, не сговариваясь, заорали с такой силой, что задребезжали оконные стекла, а с потолка начала сыпаться старая побелка.
«Бог троицу любит» – эту поговорку хорошо знают даже воинствующие безбожники. Через считанные секунды к Серафиме и Марфе присоединилась Дарья – законная жена Семки Черногузова, она же – «кабаниха», люто ревнующая мужа к супруге товарища Пухова. Увидев, что спутник жизни поперся в дом к бывшему красноармейцу, она тут же представила себе картины, одна другой страшнее и греховнее… А потому не утерпела и через какое-то время пошла подслушивать и подсматривать. Лишь чудом не столкнувшись с Марфой, занятой тем же самым делом.