Богатыристика Кости Жихарева
Шрифт:
И вот так столетиями изменялись да изменялись былины, пока не попали на бумагу, где и застыли, как насекомые в янтаре…
А еще былины назывались «стАрины», потому что рассказывали о деяниях прошлого… Куда это ты глядишь?
Первый встречный как первый блин – комом
– Там человек на коне! – радостно вскричал Костя. – Может, у него хавчика попросить?
И тут же устыдился – выходило, что он наставника не слушал, а только о жратве размышлял…
– Падай в траву! –
И Костя подчинился.
– Да не на меня! – прошипел Колобок.
Кузьме-Демьяну и горя мало – взлетел и скрылся в листве.
– Видишь всадника – спрячься, пусть мимо проедет, – учил Колобок. – Мало ли кем он окажется? Тем более фигура мне незнакомая… Точно, что не Илья Иванович… И у Алеши такого шлема сроду не было… Вот зараза – это Аника-воин! Как его сюда занесло?
– Он богатырь? – шепотом спросил Костя.
– Еще не хватало! – шепотом ответил Колобок.
История Аники-Воина – страшная, да не очень
В самом деле, никакой Аника не богатырь, его к былинным героям близко нельзя подпускать.
Вот что о нем говорится не в былине, а в духовной песне (она от былины отличается строго религиозным содержанием):
Много Аника по земле походил,И много Аника войны повоевал,И много Аника городов раззорял;Много Аника церквей растворивши,И много Аника лик Божиих поругавши,И многие Аника святые иконы переколовши…В былинах так только враги наши действуют.
Ни разу, как видно, не нарвавшись на истинного богатыря, решил Аника добраться до священного града Иерусалима (во все времена этот город был проблемный) с целью разрушить.
Но путь ему преградило странное существо или даже чудовище – ноги лошадиные, тулово звериное, волосы на буйной голове растут до пояса…
Аника спрашивает: кто ты? Царь, царевич, король, королевич или русская поленица-богатырша (это его, видно, длинные волосы смутили)?
И слышит страшные слова:
Я – гордая Смерть сотворенна,От Господа Бога попущеннаПо твою, по Аникину, душу…Ну, сперва-то воин выделывался – я тебя, Смерть, не боюсь и вообще «ушибу»… Но провела Смерть невидимыми пилочками по жилочкам хвастуна – и завыл Аника, стал выпрашивать у Смерти отсрочку.
Сперва двадцать лет попросил. Потом десять. Потом год. Месяц. Неделю. День. Час. Минуточку. Секунд, миллисекунд и наносекунд тогда не знали, а то бы он и о них взмолился. Обещал построить лично для Смерти церковь и вместо безобразий заняться чисто благотворительностью…
Ну и выпросил, гад: слетели по его душу два ангела и вознесли. А должен был бы, по совести, на сковородку к
Но это в стихе духовном, нравоучительном все так торжественно. А вот скоморохи Анику обсмеивали. Потому что образ хвастливого, но глупого и трусливого воина был знаком еще древним грекам и многим другим народам. В Италии его звали капитан Матамор, во Франции – капитан Фракасс… Хвастливый обжора сэр Джон Фальстаф – один из любимых персонажей Шекспира – его родня. Да что там – даже Яшка-артиллерист из «Свадьбы в Малиновке» и хромой полковник из знаменитого телефильма «Здравствуйте, я ваша тетя!» – его прямые потомки!
В русском же народном кукольном театре посмеялись не только над Аникой, но и над самой «гордой Смертью». После того, как она косой смахивала бедного хвастуна, выскакивал Петрушка с дубиной, глушил ее по черепушке и прятал в мешок.
Хотя само имя «А-ника» в переводе с греческого значит «Не-победимый»…
… – А почему он так прикинут? – спросил Костя. – Сфера на нем какая-то прикольная… Да он типа в юбке! И броник винтажный…
– Это греческий шлем, – сказал Колобок. – И юбка греческая. Кривой меч в руке – турецкий ятаган. А в таких кирасах еще на Бородинском поле воевали. Как раз так рисовали Анику на русских лубках… Эклектика называется!
– На каких таких… – начал было Жихарев, но вожатый уже ответил:
– Лубок – комиксу дедушка! Тихо! Шлем снимает! Он, кажется, решил тут привал устроить… Или просто коня попасти… Вот конь учует нас и заржет…
– Тебе-то чего бояться, – сказал Костя.
– За тебя, – сказал Колобок, – мне обещали башку отор… Тихо ты!
Костя прикусил язык и пригнул голову. И все бы ничего, но Аника решил перекусить! Копченым салом запахло! Чесночком! Лучком!
Хруст послышался! Бульканье!
– Сто пудов я его заборю, – прошептал Костя. – Я со взрослыми мужиками не раз уже боролся. Батю положить пока не выходит, а брата Серегу – делаю…
– Не будет он с тобой бороться, пырнет ножом, которым сало режет…
Жихарев-младший подавился слюной. Как бы не закашлять!
– Слушай, – прошептал он. – Аника же очкует, сам говорил! Надо его напугать!
– Ну и что? Такие с перепугу особенно опасны!
Но в животе у Кости забурчало так громко, что скрываться в траве уже не имело смысла.
Аника оторвался от сала и закрутил маленькой плешивой головой с бармалеевскими усами, ища источник звука.
– Хорошо, – сказал Колобок. – Возьми меня в зубы за хлястик кафтанчика и держи крепко – со стороны покажется, будто я и есть твоя голова. Потом встань…
Костя так и сделал.
Аникин конь заржал в испуге, сам же воин, сидевший на траве, вытаращил глаза и поднялся…
Перед ним действительно предстало жутковатое чудо – тело человеческое, но вместо нормальной головы страшная перекошенная рожа со сверкающими золотыми зубами. Другая рожа, на животе, дразнила Анику высунутым языком…