Богдан Хмельницкий

Костомаров Николай Иванович

прискакал в Паволочь. Мещане тоже ничего не знали о поражении и изумились, увидя

своего гетмана без полковников и почетной гвардии.

Толпа окружила его с расспросами.

«Каким образэди твоя милость идешь один? Что это такое?»—с участием и

беспокойством спрашивали православные.

«Ничего! ничего! — отвечал Хмельницкий:—все будет хорошо! Я оставил двадцать

полков молодецкого войска против короля: они будут оборо-

]) Акты Южн. и Зап. Росс.,

ИП, 468—469.

2)

Pam. do pan. Zygrn. ИИ, Wfad. IV i Jan. Kaz., И, 198.

3)

Летоп. Самов., 16.

J) Акты Южн. и Зан. Росс., III, 468—469.

5)

Staroz. Pols., I. Woyna z koz. i tat., 335.

6)

Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 337.—Памяти, киевск, коми., II, 3, 100.

444

пяться хоть три месяца: живности и пороха у них много, а мы в таборе обороняться

умеем, да и голод перенесть для козака нипочем!»

«А литовский гетман не придет в Украину?»—спрашивали мещане.

«Нет!—отвечал Хмельницкий:—Радзпвилл дал слово только оборонять границу».

Успокоив таким образом мещан, Хмельницкий остался в Наволочи дожидаться

ханской помощи и два дня пил без просыпу. На третий день явился в Наволочь

Хмелецкий, один из старшин.

«Здесь гетман?»—спросил он.

«Здесь,—отвечали ему:—а что такое?»

«То,—сказал Хмелецкий,—что я не знаю, как теперь явиться к гетману: мы разбиты

напропалую! Гетман убьет меня! Как-нибудь уж хоть вы защитите!» ' .

В сопровождении мещан Хмелецкий вошел к Хмельницкому.

«А табор де?»—вскричал гетман, увидя козака из-под Верестечка.

«Згже чорты узяли табор. Утеклисьмо з табора»,—сказал Хмелецкий.

«Як?»

«Молодци биться не захотилы».

«А корогвы де?»

«И корогвы пропалы».

«А гарматы?»

«И гарматы!»

«А шкатула з червонными?»

«Про те не знаю».

Хмельвйцкий рвал на себе волосы, проклинал сам себя и целый мир.

В таком меланхолическом расположении духа, говорит современник, застали его

новые гости: приехал Джеджалий и рассказал, чтб сделалось в козацком таборе;

приехал Гладкий, а потом и другие полковники с остатками конницы; у кого было

человек полтораста, у кого сто... только Пушкарейко привел шестьсот своих полтавцев.

«Билыпе вийська немае?»—спрашивал гетман.

«Немае, пане гетмане,—отвечали полковники:—уси в роспорошку пишлы».

Тогда начался плач и вопль: к увеличению горя, вдруг приходит в Поволочь весть,

что Радзивплл разбил Небабу и вступил в Украину.

«Якже так?—говорили мещане:—казав еси, пане гетмане, що литовци не будуть, а

от уже йдуть!»

«Отже, не здержав слова Радзивилл!»—сказал Хмельницкий в отчаянии1).

Хмельницкий иробыл еще два дня в Паволочи, как вот пришло несколько татар: они

принесли универсал от хана ко всем украинцам.

«Если я отступил от Верестечка,—писал хан,—то это я сделал не из боязни, а

рассудил так поступить по причине болот и лесов; но я не отстану от запорожского

войска, и когда явится вам опасность от поляков, снова приду со всеми ордами».

Хмельницкий приказал читать всенародно этот универсал для одобрения мещан и

Козаков.

') Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 276.

445

Но на следующее утро Хмельницкий получил другое послание от своего союзника.

Ислам-Гирей отказывался от всякой помощи Козаков, да еще грозил козакам 1).

Уманский полковник Глух, услышав, что в его полку татары, разбежавшись из-под

Берестечка, начали грабить, догнал их на Синих Водах и жестоко поразил десять тысяч

этих союзников.

Хмельницкий в досаде уехал из Наволочи.

«Пойду на Запорожье, — говорил он, — и не хочу больше воевать с панами» 2).

Хмельницкий прибыл в Корсун. Бго окружили четыре тысячи Козаков Корсунского

полка, а в окрестностях, от Корсуна верстах в пяти или в шести, кочевала татарская

орда в тридцать тысяч человек под начальством двадцатичетырех мурз. В Корсуне 13-

го июля (сг. ст.) принимал гетман возвратившагося из Москвы митрополита

назаретского Гавриила, прибывшего, в сопровождении подъячего Григория Богданова,

который, по данному поручению, должен был, возвратившись, передать в Москве то,

что услышит в Украине. Царь похвалил гетмана за изъявленное им желание поступить

под высокую государскую руку—и только; единственное существенное утешение

козакам из Москвы было извещение чрез митрополита, что к царю приезжали польские

послы, но государь отправил их не с их охотою,—не так как они хотели и домогались.

Прочитав царскую гранату и выслушав от митрополита объяснения насчет приезда

польских послов в Москву, Хмельницкий прослезился, поцеловал государеву гранату и

сказал: «я скоро отправлю послов просить великого государя принять всю Украину под

свою руку».—«Это самое доброе дело,»—сказал митрополит, говоривший в

присутствии московского подъячего то, что ему в Москве поручено было говорить, — и

великому государю то угодно, что ты, гетман, хочешь ему служить; только то

удивительно, что ты, гетман, православный христианин, дерясишь братство и