Богдан Хмельницкий

Рогова Ольга Ильинична

– Интересно мне было бы знать, чего пан польный гетман от меня хочет? Я сегодня в духе и не буду ему противоречить.

– Чего я хочу? – переспросил Калиновский. – Прошу разослать хотя небольшие партии в степь, пусть они разузнают, что там делается, пусть увидят, насколько распространился мятеж. Они убедят вас, по крайней мере, что не все так спокойно, как кажется.

– Пан польный гетман опоздал со своим предложением, я уже выслал несколько отрядов в разные стороны. Они добудут нам языка…

– Дай-то Боже! – угрюмо проговорил

Калиновский.

Он при этом сердито оттолкнул от себя чарку, так что она опрокинулась.

– И что пану за охота так мрачно смотреть на дело? – вмешался Корецкий с любезной улыбкой. – Нам здесь так хорошо и весело живется… Зачем заранее стращать всякими невзгодами?.. Прошу позволения предложить тост за благополучное окончание похода нашего молодого воина, пана Степана! – прибавил он, высоко подымая свой кубок.

В эту минуту стоявший за Корецким шляхтич неловко повернулся, подтолкнул поднятую руку, кубок выскользнул у Корецкого из пальцев и с шумом покатился по полу. Произошло замешательство, всем стало неловко… Потоцкий побледнел и закусил губу; неловкий шляхтич бросился за другим кубком… Тост прошел вяло, веселое расположение духа сразу всех оставило…

Вдруг полы палатки распахнулись, и на пороге появился запыленный, изнемогающий от усталости драгун. Появление его было до такой степени неожиданным, что паны растерялись и не знали, о чем его спрашивать. Солдат стоял молча, бледный, изнуренный, обводя блуждающим взором собрание. Первым нашелся Калиновский.

– Откуда ты? – спросил он драгуна.

– Из лагеря, из-под Желтых вод, – отвечал солдат.

Все обступили его.

– Говори скорее, было ли сражение, велика ли добыча, взят ли Хмельницкий? – посыпались на него вопросы.

Солдат с отчаяньем махнул рукой.

– Все погибло, – отвечал он, – наши в опасности… Регистровые изменили… Драгуны тоже… Не один я бежал, много бежало… Я бы и не бежал, да думал, что лучше принести вам весть, чтобы вы послали помощь… Паны молчали и недоверчиво посматривали на драгуна. Все, что он говорил, казалось им до такой степени невероятным, что они никак не могли поверить ему. Только один Калиновский, по-видимому, с полным доверием слушал его рассказ и, наконец, сказал:

– Пан гетман видит, я был прав!

– Это мы еще проверим! – ответил Потоцкий. – Ты, кажется, русский? –обратился он к драгуну.

– Русский, пан гетман, – отвечал солдат.

– Ну, так ты лжешь! – крикнул Потоцкий. – Ты подослан казаками; вам хочется выманить нас отсюда. Ведите его в тюрьму! – крикнул он слугам.

– Смилуйтесь, пан гетман! – завопил драгун. – Я не изменник, я едва дотащился сюда…

– Под стражу, под стражу его! – закричали паны. – Как это возможно, чтобы из всего войска ушел только один, да и тот пешком… Он говорит, что бежали многие, где же они? Нет, это, наверное, изменник.

Калиновский молча качал головой. Слуги схватили драгуна и увели его. Паны долго еще шумели и спорили, строя различные

предположения относительно появившегося шпиона. Только поздно за полночь все разошлись по своим палаткам.

Прошло несколько дней, и стали возвращаться партии, разосланные на разведки. Дальше всех заехал пан Гдешинский, и то, что паны от него услыхали, далеко их не успокоило.

– На несколько миль кругом все опустело, – рассказывал он, – повсюду мы встречали шайки вооруженных людей, в каждом местечке, в каждой деревушке заготовлены припасы. Очевидно, что хлопы попрятались и ждут удобного момента, чтобы перерезать всех панов.

– Пан коронный гетман! – проговорил Калиновский. – Будешь ли ты и теперь медлить?

На этот раз и остальные паны поддержали Калиновского. Потоцкий должен был двинуться вперед, в степь. Он выслал несколько отрядов, но, к великому удивлению, они точно в воду канули. Калиновский и несколько панов, поддерживавших его, умоляли гетмана двигаться быстрее.

– Я и то раскаиваюсь, что послушал панов начальников и выступил в такой недостойный поход. Против кого идем мы с такой силой? Против хлопов. Да их бы следовало плетьми разогнать, а не оружием…

Но не успел он договорить своей речи, как несколько жолнеров подвели к нему тяжело раненого шляхтича, едва державшегося на ногах.

Это случилось во время одной из стоянок и все начальство было в сборе, все ожидали приказаний коронного гетмана для следующего дня. Появление раненого всех взволновало; это был уже не русский, не солдат, его словам можно было вполне поверить, и все затаили дыхание, ожидая, что он скажет.

– Откуда ты? – спросил Потоцкий.

– Бога ради вина… – задыхаясь, проговорил шляхтич.

Несколько человек бросились к столу, где стояли вина и закуски. Выпив залпом чарку, раненый немного ожил и начал свой рассказ:

– Все войско погибло… И казаки, и драгуны изменили… Обоз взят… Шемберк, Чарнецкий, Сапега и много других доблестных воинов в плену… А сын твой…

Голос шляхтича задрожал, он, видимо, боролся с необходимостью передать такую печальную весть отцу.

– Говори скорее! – торопил Потоцкий.

– Он тоже взят в плен, – проговорил шляхтич, переводя дух…

– Значит, жив? – радостно спросил Потоцкий.

– Был жив, когда я бежал…

Но теперь, наверно, душа его на небе… Я оставил его умирающим…

Потоцкий зашатался и схватился за спинку кресла. Паны побледнели и с минуту продолжалось тяжелое молчание.

– О, сын мой" – воскликнул Потоцкий, – на то ли ты принял начальство, чтобы булаву променять на могильный заступ?

Глухие рыдания вырвались из его груди, у всех на глазах стояли слезы. – Далеко ли неприятельское войско? – спрашивали раненого.

– Близко, близко! – говорил раненый, с содроганием оглядываясь, как будто он уже видел неприятеля за собой. – Я едва ушел от них. Через несколько дней они будут здесь, их много и татары с ними…