Богдан Хмельницкий
Шрифт:
По окончании обедни священник вынес пану большую просфору и поздравил с праздником.
– Милости прошу батюшку к нам откушать, – пригласил пан.
Священник с почтительным поклоном принял приглашение. Через полчаса все сидели за роскошной закуской со всякими печеньями, соленьями и вареньями. Пани воеводша, как хорошая хозяйка, сама присматривала за кухней.
– И зачем это батюшка так уж нападает на панов, – укоризненно говорил Кисель, – нехорошо раздражать чернь. Хлопы и так возбуждены: наше дело сдерживать их,
– Так пан воевода считает Богдана Хмельницкого мятежником, а не верным сыном церкви, готовым положить свою жизнь за восстановление православной веры, попранной и поруганной жидами?
– Хорош верный сын церкви, вступающий в союз с татарами! – с иронией возразил пан Кисель.
– Но, ведь, это только слухи, – немного смутясь, возразил священник. – Какие тут слухи, я имею верные известия от бояр московских, что он поступает в хлопство к Крымскому хану. Они советуют нам не допускать его до этого. Хорошо им говорить, а тут повсюду волнение, повсюду измена, каждый хлоп только и смотрит, как бы бежать на Запорожье.
Священник вздохнул и задумчиво ответил:
– Что ж? Чудны дела Божии и неисповедимы пути Его; может быть Господь рукой неверных восстановит церковь Свою и защитит ее от всякого поругания…
– Дожидайтесь! – отвечал Кисель с досадой. – Стоит только показать татарам дорогу в страну, а уж распорядятся они в ней сами. Не рад будет и Хмельницкий, что навел эту саранчу на свою родину. Нет, уж прошу батюшку, – решительно прибавил он, – оставить эти проповеди. Будем надеяться, что славное польское войско остановит мятежного казака в его замыслах и не даст ему соединиться с неверными.
Священник ничего не ответил и опустил голову. Он, видимо, не хотел спорить с паном воеводой, но был совершенно противоположного мнения о Хмельницком.
В это время вошедший слуга доложил, что какой-то казак желает видеть пана.
– Позови сюда, – проговорил Кисель.
В комнату вошел Выговский, одетый по-казацки, в широких шароварах и коротком кафтане.
– Пана ли Ивана я вижу? – с удивлением проговорил Кисель, вставая навстречу гостю. – Что за странный наряд? Уж не поступил ли пан на службу к запорожцам?
– Совершенно верно угадал пан воевода, – отвечал с поклоном Выговский. – Состою на службе у пана гетмана Богдана Хмельницкого ил, вернее сказать, намереваюсь состоять, пока же нахожусь на испытании.
– Пан Иван шутит? – проговорил Кисель, недоверчиво на него посматривая. – Богдан Хмельницкий, по-первых, не гетман, а мятежник; польские войска с Божьей помощью приведут его в повиновение.
– Польские войска? – усмехнулся Выговский. – Пан воевода, видимо, не знает самых свежих новостей. Могу его уверить, что польских войск больше не существует, они наголову разбиты Хмельницким.
Кисель с изумлением слушал его.
– Пан Иван, надеюсь, не шутит? – серьезно проговорил он.
– Нисколько, пан воевода! Я сам участвовал в сражении при Желтых водах, был взят в плен с другими панами и присутствовал при смерти молодого Потоцкого.
– Боже мой! Боже мой! – воскликнул Кисель, набожно крестясь. – За что ты прогневался на бедную Украину? И пан Иван так спокойно говорит обо всем этом? – обратился он к Выговскому.
– Я православный, как и пан Кисель, – отвечал Выговский.
Кисель пожал плечами.
– Однако, пан, наверное, сказал в шутку, что служит пану Хмельницкому?
– Нет, я говорю это серьезно. Я имею намерение сделаться писарем при пане Богдане.
– Ах, пан Иван, пан Иван! – укоризненно проговорил Кисель. – Попасть пану с ним вместе на виселицу!
– Не думаю, пан воевода, – с лукавой усмешкой проговорил Выговский. –Напротив, я уверен, что Хмельницкий подымется очень высоко. Во имя старой дружбы советую и пану воеводе переменит мнение о пане Богдане. Он, по-видимому, доброжелатель пана Киселя, а теперь не следует пренебрегать его расположением.
Кисель угрюмо молчал.
– Собственно говоря, я к пану Киселю по делу, – меняя тон, проговорил Выговский и недоверчиво посмотрел на священника.
– Если это дело касается пана Хмельницкого, – с иронией отвечал Кисель, – то пан будущий писарь смело может его изложить в присутствии отца Василия: он тоже один из почитателей этого казака.
– Пан Хмельницкий послал меня в Чигирин с некоторыми поручениями, при чем велел заехать и к пану воеводе. Ему известно, что пан в хороших отношениях с московскими соседями, поэтому он просит пана обратиться к знакомым воеводам и расположить их к казацкому дело.
– Вот чего захотел пан Хмельницкий, – проговорил Кисель. – Он желает союза с Москвой? А если московские люди не захотят иметь с ним дело и дадут помощь панам?
– Пан Богдан надеется на влияние пана воеводы, – отвечал Выговский.
Кисель задумался; казалось он что-то соображал.
– И пан Иван говорит, что у Богдана много войска? – спросил он.
– У него несметное войско! – подтвердил Выговский. – Известный татарский богатырь Тугай-бей заключил с ним вечный союз, да и хана Крымского с минуты на минуту ожидают с его ордой.
– Не говорил ли я отцу Василию?!.. – воскликнул Кисель, обращаясь к священнику. – Я подумаю, пан Выговский, – ответил он посланному, – и тогда пришлю ответ пану Богдану. Это дело слишком серьезно, чтобы решить его поспешно. Оно тем более серьезно для меня, так как я сразу могу встать в дурные отношения с благородным шляхетством, а как православному, мне уже и без того не оказывают большого доверия.
Пан Выговский стал откланиваться.
– Желаю пану всего хорошего на его новом поприще, – с некоторым оттенком иронии сказал Кисель, провожая гостя.