Боги, дороги и рыжие неприятности
Шрифт:
Как бы то ни было, отлынивать от ритуала я не собиралась. Если и судьба на дороге пропасть, то хоть упрекать себя напоследок не буду, что не все сделала, что могла. И вообще, зря что ли столько лет с теткой из-за дедова ножа воевала?
Откуда в нашей семье взялся этот нож дед толком и не помнил, зато любил рассказывать, как еще мальчишкой стащил его у прадеда, чтобы принести в жертву предкам соседскую бодливую козу, а потом добрых две седьмицы спал только на животе. Вещица и впрямь любопытная: на костяной рукояти еще угадывается резной узор, а лезвие из отличной стали, хоть и сточено изрядно. Да и ножны необычные - не поясные и не засапожные, а с ремешком длинным, чтобы на шею вешать.
Такие вещи, вроде как, старшему внуку передавать
Забрав нож из тайника под крыльцом, я зашагала к воротам, на ходу расплетая косы и костеря во все корки ритуал треклятый, чтоб его собаки драли. Бегом я бы до ворот быстрее добралась, но в наших краях просто так никто не бегает. Так уж повелось: малышня может носиться хоть целыми днями, но если бежит кто из взрослых, то хватай в одну руку топор, а в другую ведро с водой и беги следом. Вот это хороший обычай и жизней он спас немало.
В каждом Доме Гильдии описание Ритуала Единения над входом выбито, чтоб чаще перед глазами мелькало и крепче в памяти засело. Начинается оно так: «Спиной к дороге обратись, ты голос сердца терпеливо слушай. Лишь только он дорог границу обозначит - немедля с нею линию средины тела совмести». Мать говорила проще: «каблуки на дороге - мыски еще дома». Она вообще никаких голосов сердечных не слушала, но и так всегда знала, где эта граница проходит. Ну а я, чтобы ее не расстраивать, тоже ничего не слушала - просто становилась точно под перекладиной ворот. Только в тот единственный раз решила сделать все, как полагается: закрыла глаза, очистила голову от мыслей и терпеливо отсчитывала удары сердца, прислушиваясь к тому, что в гильдийском описании именуется «голосом сердца», а мать называла нутром. Якобы на сотом ударе нутро должно заговорить, или что-то вроде того.
Мне понадобилось триста двадцать семь, чтобы понять, что никаких голосов я не услышу. И еще, что неплохо бы отойти на полшага назад и будет в самый раз.я вдохнула поглубже, намотала волосы на кулак и... чуть не разревелась, так вдруг жалко стало. Они, конечно, не правая рука, не ухо и даже не палец, но очень уж крепко бабка вбила в голову, что лучшее украшение девушки - косы длинные и кроткий нрав. Кротости во мне на троих хватит, вон сколько лет теткины пакости терплю, да и косы все эти годы защищала: не дала остричь ни «чтоб гуще росли», ни «чтобы в работе не мешались» и даже когда милая сестрица меня головой в собачий репейник сунула - пальцы в кровь исколола, наревелась, но все до последней прядки распутала. А потом раздобыла смолы, смешала с зеленой краской и... впрочем, это не важно. Но, хоть косы было жаль невыносимо, а пальцы все-таки жальче. Можно было бы как капнуть крови, да перед такой-то дорогой, вроде, и неприлично получится. Как-никак мир спасать идем.
Видно, слишком я долго медлила и руки от холода совсем слушаться перестали. Когда я все-таки решилась и, посильнее натянув намотанные на кулак пряди, попыталась отхватить их одним махом, нож соскользнул вниз и подло прошелся по костяшкам левой руки. Рану тут же нестерпимо защипало, а в рукав поползла щекотная струйка. Проглотив ругательство, я сжала зубы и попробовала еще раз, на этот раз снизу вверх. И все получилось. Не открывая глаз, я повернулась к дороге лицом, сделала шаг и, не без труда, стряхнула с ладоней липкие от крови волосы. Когда я открыла глаза, то обнаружила, что мой «дар» уже исчез. Хороший знак, сулящий удачу в пути, всяческое процветание в будущем и все такое. Лучшего и желать нельзя, и уж тем более не стоит искать
Обратно к дому я пробиралась огородами и даже успела на ходу перетянуть порезанную руку куском подола - все равно эту юбку только выбросить осталось,- а остатки волос спрятать под капюшоном. Зря старалась, конечно. Все равно кто-нибудь да видел меня у ворот и не так уж сложно догадаться, чем я там занималась. Скоро обо всем узнает и моя милая тетушка и тогда уж весь поселок сбежится поглядеть, не подеремся ли мы напоследок. Сами понимаете, жизнь на болотах развлечениями не балует, а тут хоть какое-никакое, а зрелище.
Дом встретил меня накрепко запертой дверью, причем запрета она была изнутри. Значит, восхитительная моя родственница вместо поднадоевших скандалов или долгожданной драки решила побаловать соседей чем-то новеньким. Угу, вот прямо сейчас и начну дверь высаживать, а она, наверняка, еще и сундуком изнутри подперта. Ничего-то у меня, слабосильной, не получится и стану я тогда плакать, и умолять, и просить прощения, и тут-то появится добрейшая из родственниц, швырнет мне недостойной в лицо что-нибудь не слишком ценное, плюнет под ноги и велит убираться, откуда пришла. Ха! Да будь я хоть на треть тем чудовищем, каким родня славит меня на всех углах - заложила бы засов снаружи да подпалила дурацкую хибару к песьей матери. Правда, карта моя все еще в доме была, а без нее до столицы не добраться. Да и мыслишка одна появилась интересная.
Беззаботно напевая глупую песенку о любви и козах, я спустилась с крыльца, обогнула дом и принялась шарить в высокой траве у задней стены. Сухие стебли противно кололись, но нельзя же пускаться в путь, не проверив колеса. Добраться до колес можно только через люк, который за давностью лет так зарос, что найти его можно было, только точно зная, где он. Я знала не точно, так что поползать пришлось изрядно.
Из лаза тянуло сыростью и застарелыми страхами. Когда мы только приехали сюда, мне чуть ни каждую ночь снилось, как дом проваливается в эту дыру целиком, а там внизу огромная сырая пещера и живут в ней светящиеся слизни, изголодавшиеся по человечине. Потом милая сестрица забросила вниз мою любимую и единственную книгу, а когда я полезла ее доставать... понятно, да? Просидела я там, правда, недолго - орала так, что все соседи сбежались, но яму эту больше любить не стала.
Пока ползла в темноту, старательно представляла торжествующее лицо тетки, заполучившей наконец мой дом и это здорово помогало, но чего мне стоило сунуть руку в стенную нишу за масляным светильником, даже вспоминать не хочу. А когда я его зажгла, стало еще хуже: светил он тускло, зато коптил роскошно, и сырой земляной дух подпола сразу сменился смрадом горящего застарелого жира. Я поспешно отодвинула коптилку подальше и дышать стало чуть легче, зато разглядеть хоть что-то уже не получалось. Пришлось снова взять светильник в руки, задержать дыхание и очень-очень быстро осмотреть нависающие прямо над головой оси и огромные колеса.
Выглядели они совсем не так плохо, как я уже успела вообразить и, что совсем замечательно, ни один слизняк, гигантский или не очень, так и не попался мне на глаза. Погасив светильник, я выползла из тесного лаза и долго кашляла, отплевывалась, терла рукавом слезящиеся глаза и торжественно обещала себе, что больше никогда и ни за что не полезу ни в какие ямы, норы, лазы и пещеры.
Зато теперь я точно знала, что движущая часть дома в порядке, а значит, что бы там тетушка себе не воображала, мое имущество отправится в путь вместе со мной. Вот уж не думала, что эта древняя развалюха когда-нибудь еще сдвинется с места, но чего только не сделаешь справедливости ради. Тем более, что вместе с домом мне и ящер достался.