Боги и Боты
Шрифт:
— Да, Сирена права… А что, вас это удивляет? (да он смеётся надо мной) Вы ета не планировали?
— Стоп, доктор… я, что, идиот, планировать сон на сто лет?! Или вы шутите так? Нас, может, камера снимает? — они тревожно переглянулись.
— Ета правда. Мы не шутим. Вы родились в девятьнадцать семьсят-третьем году. Так?
— Эмм… Типа в тысяча девятьсот семьдесят третьем? Ну да.
— А в девятьнадцать девяностодевятом замедлили свои процессы бромидами и уснули, — кто им сказал про бромиды? — Так?
— Да…
— Так вот, прошёл сто один год и сейчас у нас…
— Две тысячи… сотый?
— Пра-виль-но.
Чувствую себя идиотом, хотя он не
— Тааак, а вы не подскажете, где те сволочи, что меня оживляли?!
— Бригада прибыла по анонимному звонку в дряхлый домишко на юго-востоке города. В момент при-бытия никого в доме не было… хотя все приз-наки жизни присутствовали.
— И что за признаки?
— Разбросанные вещи, свежеприготвленная еда. Хотя, очень примитивная и вредная — на огне, весьма перегоревшая. На стенах были буддийские знаки, письмена… одна только фраза по-русски: «Помни послание Экариота» — по всей видимости, секта, — к концу фразы доктор уже был не с нами, у него расфокусировался взгляд и слегка наклонилась голова…
Сирена приложила палец к губам, показывая, что доктору сейчас лучше не мешать. А тот прикоснулся к небольшой серёжке на мочке уха и поднял пустую белую папку на уровень глаз. Потом сказал одними губами пару фраз и снова сосредоточился на нас.
— Сирена вам всё расскажет, — он на время отложил папку, — … ну, или, по крайней мере, ответит на первые вопросы, которые будут возникать… Ну-с, милостивый государь, мне нужно идти… до скорых встреч.
— Доктор!
— Да?
— Все эти ваши «Милостивый государь», и этот «Ну-с» — это не из моего времени. Вы не путайте. Это, кажется, ещё лет на сто раньше.
— Да вы что?! Странно… я ведь отчётливо помню, как услышал этот оборот в одном фильме конца двадцатого века. Доктор произносил его по отношению к больному. Неужели подделка? У вас так не гворили?
— Ну, может, и говорили… врачи в некоторых фильмах… советских, но…
— Вот видите — значит, я прав! Ну, всё. Я пошёл. До новых встреч!
— Ну, пока-пока.
Он куда-то нырнул в стену и усвистал… я перевёл взгляд на Сирену… она улыбалась и явно была то ли в восхищении, то ли в возбуждении… постоянно елозила на стуле… сидя прямо на расстоянии вытянутой руки… и так пахла… Ну зачем она одела такой короткий халатик, который так и манил заглянуть между её ног? Это было уже невыносимо…
— Иии… С чиво стартуим?
И тут я вспомнил, кого она мне напомнила своими ужимками…
То была моя первая любовь. Я признался ей ещё, когда мы учились в начальной школе, сидя в деревянном домике на детской площадке. Она сидела тогда и елозила на скамейке, выпытывая из меня признание. А когда получила его, смеясь и краснея, убежала. Потом я долго не мог понять, почему это произошло и что со мной не так. А она сидела на первой парте с косичками, болтала, елозила на стуле, когда ей было скучно… А когда начался пубертат, и все стали активно искать себе приключений, она встречалась с моим другом, продолжателем славной рабочей династии с какого-то завода, потом с другим, затем с третьим… чуть ли не со всей брутальной элитой нашего двора, а я всё это время смотрел на неё со стороны и не понимал, что со мной не так.
До сих пор помню, как один, недавно вернувшийся из армии дворовый полу бандит по кличке «Дядя Толя», заглянув на школьный двор, стоял со мной и смотрел на то, как ОНА вдали кокетливо прыгает, выполняя какое-то упражнение по физкультуре. Прищурившись и глубоко затянувшись сигаретным бычком, он медленно и смачно произнёс: «А вот ту смугленькую, я бы пое…ал». И мне казалось, что нет на свете момента более кощунственного.
Да, мы дружили. Я вообще умел дружить с девушками. Потом только понял, что быть другом девушек — самое глупое позиционирование парня в подростковой среде. А она была не просто симпатичной, она была яркой, обаятельной, влюбчивой — не девушка, а мечта. Особую остроту добавляло то, что её интеллигентная еврейская семья даже не представляла, с какими «реальными пацанами» она теряла свою невинность.
А когда все умненькие детишки из интеллигентных семей разошлись по вузам, их одноклассники рабоче-крестьянского происхождения пошли в ПТУ. Кто-то загремел в армию, потом они бухали, кололись… кто чем измерял границы возможностей своего организма. Один из её бывших, кстати, умер от цирроза печени в 25 лет. Жизнь другого нашего общего друга примерно в этом же возрасте остановил передоз. Красивые, спортивные ребята были — цвет нации…
А она вышла замуж за однокурсника, будущего топ-менеджера крупной компании, и нарожала ему пару ребятишек. А я? А я всё смотрел на это со стороны и…
— Иии… С чиво стартуим? — и зачем-то нагнулась ко мне поправить подушку… какой запах…
— А вот с чего!
Я резко скинул покрывало. Оказалось, что на мне была обычная белоснежная пижама — брюки и рубашка с короткими рукавами. Затем молниеносно обхватил её рукой за талию и перевалил через себя. Теперь уже она лежала подо мной с широко раскрытыми глазами и ртом. Одежда, то есть халатик был без пуговиц и мешал мне. Когда я потянул его, он не стал рваться — легко и покорно распустился под напором моих рук прямо по шву (какая удобная ткань!). Так же среагировали и мои пижамные штаны — просто разошлись в нужном месте и выпустили то, что в них содержалось, наружу. Что же до её трусиков, то они вообще оказались в моих руках, стоило только слегка дёрнуть на себя. Она была сухой, а я ощущал жуткое нетерпение. Не было времени ни на разговоры, ни на флирт, ни на предварительные ласки. Пришлось плюнуть на руку и увлажнить её промежность. Пока я входил и потом в процессе, она не кричала, не жаловалась, просто лежала, не в силах справиться с шоком и, не закрывая своих огромных красивых глаз с лиловыми линзами, молча терпела моё спонтанное насилие.
Не знаю, было ли ей приятно. Я особо не заботился об её ощущениях. Я чуть не умер на минуточку! Кто знает, сколько мне ещё даровано?.. Надо действовать быстро и решительно, а думать и разговаривать будем потом… если позволят.
— Ну, вот и всё… финиш (всё-таки они хорошо надо мной поработали — чувствую себя как молодой бык, готовый к оплодотворению всех вкусно пахнущих тёлочек).
— Vsyo? Kakii ischo kaprizi u bal’nova? [4]
Она убрала прядь своих полуседых волос со лба, нашла скомканные трусики и засунула их в свой карман. Потом сдвинула руками края разошедшейся по шву ткани халата — та тут же срослась. Я сообразил и сделал то же со своими пижамными брюками — они так же срослись. Дыхание постепенно восстановилось. На меня накатило стыдливое чувство вины. НЕУЖЕЛИ Я ЭТО СДЕЛАЛ?!
4
Всё? Какие ещё капризы у больного?