Боги лотоса. Критические заметки о мифах, верованиях и мистике Востока
Шрифт:
– Так ведь дальше еще лучше будет! Красивее.
– Все равно погоди.
Мы вышли из машины и по каменистой тропе стали взбираться на холм, где краснели на солнце кедровые срубы, чем-то похожие на сибирский острог времен Аракчеева. Еще выше начинался сосновый бор. На опушке была коновязь, окруженная барьером из окоренных стволов. Десятка четыре лошадок караковой масти терпеливо обмахивались хвостами от наседавших оводов.
Неподалеку, присев на корточки, чинно беседовали низкорослые мужчины - издали я было принял их за подростков - с шерстяными одеялами на плечах. Все они держали в руках длинные, окованные медью трубочки.
– Проводники?
– догадался я. Осман согласно кивнул.
Но
– Подонки, - процедил сквозь зубы Осман.
– Кто это?
– Местная партия ислама. Агитируют против центрального правительства. Но людей не обманешь. Дураки нынче повывелись.
– Мне здесь взять лошадь?
– Погоди. Мы можем еще метров на двести подняться на машине. У «Гольф-клуба» всегда кто-нибудь ошивается, там и наймешь. Пусть проводят тебя до канатной дороги.
Мы подлезли под ограждающее бревно и, обогнув сруб изнутри, вышли на утоптанный пятачок, где притаился крохотный базарчик, куда горцы приносят на продажу нехитрые плоды своих трудов: красные от специй бараньи туши, молоко в горшках, колобы овечьего сыра, шарики масла, клубки шерсти.
Так я впервые встретился с гуджарами и гадди. Впоследствии мне удалось побывать в их деревнях и даже проехаться по летовкам.
Расскажу коротко об этих пастушеских племенах, а заодно и об их соседях: джадхах, бхотах, марчах, анвалах, джохори. С бхотами и анвалами я сталкивался постоянно в своих поездках по Гималаям, об остальных знаю из рассказов этнографов. Описывая их жилища, одежду и образ жизни, я использовал статью индийского этнографа С. К. Боза, посвященную гималайским кочевникам.
Гуджары строят свои дома только из кедра и густо покрывают крышу (скатом назад) речной глиной. Выход всегда направлен вниз по склону, чтобы дожди не заливали жилище. Для защиты от снегопадов дома располагаются вблизи кромки леса, прикрывающего их сверху. Каждый двор окружает высокий забор с резными, любовно разукрашенными воротами, которые не забывают запереть на ночь. По происхождению гуджары не являются коренными кашмирцами. И хотя они тоже исповедуют мусульманство, их язык ближе к пенджабскому диалекту. Раньше они постоянно враждовали с кашмирцами и поэтому редко опускались в долину. Ныне же, когда туризм принял масштабы настоящего наводнения, гуджары все чаще встречают в родных горах представителей самых разных племен и наречий.
В Гульмарг и Пахалгам они ежедневно приносят на продажу свои замечательные молочные изделия, вобравшие в себя буйную силу гималайских трав.
Никогда еще холодное молоко не казалось мне таким упоительно вкусным.
Гуджары довольно общительны и охотно позируют перед объективом за самое скромное вознаграждение. Но их родичи, проживающие в отдаленных долинах, куда еще не докатился туристский бум, сторонятся чужеземцев и не пускают посторонних в свою надежно сработанную крепость. Подобно шерпа, тибетцам и в прошлом сванам грузинских гор, они всегда готовы выдержать длительную осаду. Даже мечети в гуджарских селениях на южном склоне Пирпанджала, в Кистваре и Бхадарвахе делают с крохотными окошками, скорее похожими на бойницы.
Веселые и жизнерадостные гадди обитают среди заснеженных хребтов Дауладхара и Пирпанджала в верховьях реки Биас. В отличие от гуджаров-мусульман, они исповедуют индуизм. Причем в самой ортодоксальной форме. Это порой приводит к конфликтам. Известны случаи, когда они прогоняли лесорубов, посягнувших на их заповедные леса. Как правило, гадди не забираются высоко в горы, а постоянно живут в деревнях почти в самом низу долины. Лишь молодые пастухи поднимаются в летнюю пору на альпийские луга. Жизнь пастухов на высокогорных пастбищах сопряжена со многими опасностями. Нередко им приходится спасаться в пещерах от диких зверей или вступать в единоборство со свирепым гималайским медведем, с пантерами. Неоценимую помощь им при этом оказывают сильные пастушьи собаки.
После долгих дней одиночества пастухи любят повеселиться. Знаменитая ярмарка в Кулу никогда не обходится без лихих молодцев - гадди. Они ведут бойкую торговлю, продавая необработанную шерсть и нежные, как пух, шали «пашмина». Покупают же различные современные товары, например электрические фонарики и даже транзисторы, которые практически бесполезны в горах, где напрочь поглощаются радиоволны. Многие туристы обзаводятся в Кулу изящными шапочками, изготовляемыми гадди. Медленное, но неотвратимое наступление цивилизации размывает границы, смешивает обычаи и привычки. Я встречал молодых девушек гадди в джинсах и хиппи в шалях «пашмина».
Анвалы не столько племя, сколько профессия. Любой горец района Пиндар-Ганги, нанимающийся пасти скот на высокогорных лугах, становится анвалом. Его труд вознаграждается натурой: пшеничной мукой, топленым маслом, тростниковым сахаром, солью. Работу он находит обычно с помощью прадхана - старосты своей деревни. В начале лета владельцы скота и анвалы являются к старосте, который и решает, кому чей скот пасти, и договаривается об оплате. Затем анвал гонит свое стадо на высокогорные пастбища, называемые бугьялами. За каждым пастухом закреплен определенный луговой участок, границами которого служат горные потоки. Анвал не отвечает за потерю овцы, если ее загрызет леопард или медведь. На то воля божья. Однако он должен сохранить хоть какую-нибудь часть туши зарезанного животного для хозяина. Иногда это копыта, иногда ухо. На большой высоте анвалы строят себе каменные хижины. Подобно другим гималайским кочевникам, они держат свирепых собак, которые помогают им пасти скот.
Система наемных пастухов-анвалов сложилась в незапамятные времена и действует по сей день. Однако рано или поздно анвалам будут платить не натурой, а деньгами. Норов у нашего века крутой.
Проводник-гадди в круглой шапочке, удивительно напоминающей грузинскую, вопросительно похлопал по кожаному седлу с высокой лукой. Я согласно (в Индии это знак утверждения) покачал головой.
Критически оглядев меня, он выбрал пони повыше, удлинил веревочные стремена. И тут мне в голову пришла крамольная мысль. Я вдруг понял, что историки, посвятившие себя изучению кавалерии, возможно, ошибаются. Не может быть, чтобы люди, приручившие лошадей на заре цивилизации, только в середине века додумались до стремян. Просто тысячи лет они пользовались вот такими веревочными петлями, которые не попались на глаза археологам по той простой причине, что истлели в земле.
Гадди, видимо, ложно истолковав мой несколько обалделый вид, опустил веревки чуть ли не до земли. Их тут же пришлось укорачивать, когда я взгромоздился на смирную замученную лошадку. Погладив черную оттопыренную челку, я взялся было за ременную уздечку, но горбоносый, с лихими цыганскими глазами проводник уперся и повел пони на поводу. Сперва я не знал, куда девать руки, но тут с холма открылись зовущие лесистые дали, и пришлось достать фотоаппарат. Потом дорога свернула под сень черноствольных елей, где от умопомрачительного хвойного духа начала приятно покруживаться голова. Решив, что я задремал, гадди занялся своей трубкой, предоставив мне известную свободу. Я тут же ею и злоупотребил, попытавшись чуточку пришпорить лошадку резиновыми нашлепками кед, что абсолютно не отразилось на ее аллюре. Так и ползли мы по звонкой кремнистой тропе, делая от силы два километра в час.