Боги лотоса. Критические заметки о мифах, верованиях и мистике Востока
Шрифт:
Все приемлет великая река: болезни и надежды, пепел погребальных костров и просто мертвые тела тех, кому каста, а кому карма уготовила вечный приют в водной стихии. Уста и ноги самой Индии омывает вечная труженица Ганга, кормилица и скорбная утешительница. Потому и реки, питающие ее, тоже священны.
Священна и Багмати, текущая через Катманду, мимо святилищ древнего Пашупа-ти, чье имя Владыка зверей. Я видел на ней огни кремаций. И ночные огни в кокосовых скорлупках близ места впадения в Гангу.
Ныне над священными городами Варанаси и Хардвар нависла смертельная угроза. Места массового паломничества могут стать гибельными в любой день и час. Воду Ганги, которая, по поверью, способствует продлению жизни, контролируют ныне с помощью счетчика Гейгера - Мюллера,
Печать многих стран отмечает, что, если не отыскать и не обезопасить утонувшие в снегах Гималаев плутониевые батареи, опасность нависнет над жизнью миллионов индийцев. Ганга знаменита не только ритуальными омовениями. Вместе с отводными каналами она орошает поля, раскинувшиеся на доброй половине речной долины, давшей жизнь древнейшей цивилизации нашей планеты.
И такими бывают гималайские тайны. От дыхания современного мира, которое часто бывает суровым и грозным, не укрыться в отшельнических пещерах. Обрядовые мистерии, уходящие корнями в далекий неолитический век, тоже метит своим беспощадным клеймом атомная эра. И как метит! Плутониевые контейнеры, погребенные снежной лавиной, будут оставаться опасными еще триста лет.
– Вот моя красавица!
– Старик вывел меня к самому причалу, где паломники побогаче нанимают ялики и роскошные, с парчовыми балдахинами барки.
– Спасибо, что проводили.
– Я протянул ему пятерку.
– Я хочу потолкаться среди народа, поговорить с лодочниками.
– Ваши пять рупий я принимаю в виде задатка, - торжественно заключил старик.
– С вас еще двадцать. О'кэй?
– Ачча, - согласился я, хотя это было вдвое больше, чем платят обычно.
– Идет. Но вы мне покажете места сожжений.
– Там сидят сторожа в лодках и гонят всех прочь. Но за две рупии они разрешают сфотографировать кремацию.
– Я не стану фотографировать.
– Все равно уплатить придется.
– Ачча.
И стала река надежды и беззаботного веселья рекой забвения. Полузатопленные тела глухо стукались о борта. И дым заволакивал левый берег, а на правом, зеленом таком берегу дежурили стаи черных грифов. Когда, ловко орудуя длинными шестами, неприкасаемые из погребального братства сгружали дымящиеся недожженные останки в воду, траурные птицы тяжело взмывали в небо и летели через реку по косой экономной линии.
– Отвратительный запах!
– пожаловался лодочник.
– Раньше лучше было. Не жалели ни дров, ни благовоний. Теперь все подорожало. Особенно дрова. Из-за энергетического кризиса приходится брать вдвое, а то и вчетверо меньше, чем необходимо. Чего же
Дым сожжений
Я ничего не хотел. И дал знак поворачивать обратно. Теперь я знал, куда идут вязанки розовых, превосходно высушенных дров, что продаются на вес за воротами городских базаров. Практичный и хорошо информированный («энергетический кризис»!) «Харон» избавил меня от невольной ошибки. Воистину не верь глазам своим. Ведь я, наблюдая за тем, как на чугунном безмене с цепями отвешивают дрова, думал, что они пойдут на изготовление невиданных яств. Как легко впасть в заблуждение, положившись на ее величество Очевидность. Коварная, обманчивая дама.
Прощаясь с Хароном, который вновь перевез меня в царство живых, я вспомнил другого старика индийца, олицетворившего для меня идеализм и бескорыстие великой страны.
Было это в Дели, на одной из улочек Старого города, поблизости от знаменитого базара. Меня привел туда Георгий Кудин, работавший тогда собкором «Нового времени». Он свободно говорил на хинди, хорошо знал город, по-настоящему любил и понимал бессмертную душу Индии. Мы остановились перед мастерской кузнеца по серебру. Сидя почти в полной темноте на каменном полу, величественный старец с глазами пророка, а может безумца, раскатывал серебряную проволоку в тончайший паутинный лист. Удерживая материал на наковальне цепкими пальцами ног, он ловко орудовал обеими руками, оглашая улочку звонкими, мелодичными перестуками молотков. Мой товарищ взял в руки готовый лист, и тот буквально прилип к пальцам. Металл невесомо рвался, словно таял в руках, серебря узоры пальцев.
– Сколько я должен вам, отец?
– спросил он мастера.
– Две аны.
– Старец обвел нас невидящим взором. О чем он грезил в своем далеке, звеня молоточками? Хотел бы я знать…
То, что он сказал, звучало чудовищно. Во-первых, аны, мелкие монеты времен британского владычества, давным-давно не ходили в его стране, а во-вторых, он спрашивал с нас гроши за ювелирную, почти нечеловеческую работу. Даже в масштабе цен той эпохи две аны были пустяком.
– Угощайся!
– Георгий протянул мне новый лист, а сам начал со вкусом уплетать серебро.
– Индийцы едят его с незапамятных времен. Лучше всякой дезинфекции.
Впервые в жизни я ел металл. Он таял на языке так же, как и в пальцах.
– Аны давно не ходят, отец, - усмехнулся мой друг, вынимая из бумажника крупную купюру.
– Возьмите. И спасибо вам за ваш замечательный труд.
– Я ничего не возьму с вас, - отрицательно кивнул кузнец.
– С людьми, которые знают наши обычаи и говорят на нашем языке, нельзя обходиться как с покупателями. Вы ничего мне не должны. Вы - наши гости.
– Спасибо, отец!
– Георгий убрал деньги.
– Намаете, - -поклонился, сложив ладони.
– За день, - шепнул он мне, когда мы выбрались из лабиринта улиц на площадь, - от силы можно отковать два таких листа. Как он зарабатывает на жизнь?
Как многолика Индия! Страна Махабхараты и Рамаяны, Упанишад и Вед, страна атомной энергии и спутника «Ариабата». Этот спутник, созданный руками индийских ученых, был назван в честь древнего математика и мудреца. Но на околоземную орбиту его вывела советская ракета, запущенная с космодрома, расположенного на нашей земле. Знаменательное совпадение и отнюдь не случайное! Вспомним хотя бы «Русь - Индия» Рериха:
«Если поискать, да прислушаться непредубежденно, то многое значительное выступает из пыли и мглы. Нужно, неотложно нужно исследовать эти связи. Ведь не об этнографии, не о филологии думается, но о чем-то глубочайшем и многозначительном. В языке русском столько санскритских корней… Пора русским ученым заглянуть в эти глубины и дать ответ на пытливые вопросы. Трогательно наблюдать интерес Индии ко всему русскому… Тянется сердце Индии к Руси необъятной. Притягивает великий магнит индийский сердца русские».