Боги минувших времен: стихотворения

Кондратьев Александр Алексеевич

После состязания

Тишина царит на склонах Иды. По кустам расыпалося стадо. Покраснев от злобы и обиды, Удалились Гера и Паллада. Отлетел сын Майи легконогий, Он в душе доволен, что сердиты Обе олимпийских недотроги На решенье в пользу Афродиты. Высоко в равнине бледно-синей Аполлона блещет колесница. Скрылся в тень Приамов сын с богиней; Рядом с ним любви сидит царица. Молчалива каменная Ида. Неподвижны ветви кипариса. И глядит с улыбкою Киприда На томленье юного Париса. Сын Приама потупляет взгляды, Очарован светлой красотою. Что ему до будущей награды! Он объят безумною мечтою. Побледнел сын царственной Гекубы. Он Елены больше не желает. Он к иной прижать мечтает губы; Но не к смертной страстью он пылает… Надписью сверкает драгоценной Яблоко меж пальцев у Киприды, Далеко

за гранями вселенной Этот плод взрастили Геспериды. «Нектара небесного он слаще И богов отрадней поцелуя. Что если его средь этой чащи С юношей влюбленным разделю я?» Так мечталось в сладостном томленье Афродите, трепетом объятой, К ней с полей зефиров дуновенье Диких роз приносит ароматы. Вся полна капризом мимолетным, Оглянулась добрая Киприда И руки движеньем безотчетным Обняла, вздыхая, Приамида.

Из античного мира. «Раз, о нифмах тоскую душою…»

Раз, о нифмах тоскую душою, Шел я в полдень тропинкой лесною, И скользил мой задумчивый взор По поверхности светлых озер. Извивался мой путь прихотливо: То я в гору взбирался лениво, То спускался в тенистый овраг, Ускоряя уверенный шаг. И шептали мне горные ели: «Ты стремишься вперед не без цели — У зеркального озера вод Пляшет весело нимф хоровод. Торопись! Ибо Зевс похотливый, Потихоньку от Геры ревнивой, Беспокойным желаньем палим, С облаков пробирается к ним…» Что есть мочи пустился скакать я И мечтал, как, поймавши в объятья Дочь волны, ее в лес унесу И как весело будет в лесу!.. Вот и озеро то, где, и играя, Пляшет нимф серебристая стая; И, на корточки тихо присев, Я смотрел на резвящихся дев. А затем я пополз осторожно. Сердце билось, стучало тревожно… Вот, к плясуньям подкравшись нагим, Я стремительно кинулся к ним И схватил одну. С визгом и криком Разбежались в смятении диком Нимфы юные ланей быстрей. Я остался с добычей моей. Без сознанья, бледна от испуга, Посредине зеленого луга Неподвижно лежала она, Как махровая роза пышна. Но лишь только рукой дерзновенной Я коснулся красавицы пленной, Кто-то, сзади подкравшись ко мне, Меня больно хватил по спине. Я ногой отбрыкнулся с размаха, Оглянулся и… обмер от страха! Этот «кто-то» был грозный Кронид. Был суров небожителя вид. Он стоял за спиною моею И свернуть собирался мне шею. Тут, тоскою и страхом томим, Я упал на колени пред ним. Слезы лил я рекою обильной И молил его с миной умильной: «О, имей состраданье в груди И дыханье мое пощади!» «А, попался, скотина лесная! Здесь давно караулю тебя я. Как ты смеешь наяд обижать?!.» Я вскочил и пустился бежать. Затаив в своем сердце досаду, Бросив Зевсу в добычу наяду, Я, как горный олень, между скал От него что есть духу скакал… Много дней среди мрачной трущобы Я скрывался от Зевсовой злобы. И теперь, если к нимфам крадусь, Я сначала кругом оглянусь…

Монолог древнеегипетского царя

Мой дворец у прибрежия Нила. Окна в пышно возделанный сад. В час, когда звезды ночи блестят, Я, ленивою негой объят, Тихо слушаю плач крокодила. Дни владыки заботы полны. Утром надо служить правосудию; Днем невольниц с лоснящейся грудью В дар принять от подвластной страны. После надо в процессии стройной Поспевать за священным быком, А пред верным либийским полком Вдохновенным вешать языком О кушитов стране беспокойной… Вечер. Арф замирающий звон. При багряном сиянье заката Возлежу я в волнах аромата Средь украшенных лотосом жен. Льются вина пьянящим потоком; Освежает нам пиво уста. Не манит меня дев красота. Все милей и отрадней мечта О пленительном сне недалеком. Я дал знак — и меня уж ведут Полусонного чинно вельможи… Притворюсь-ка я пьяным на ложе Или жены меня изведут… О, как очередь трудно блюсти Меж газелей моих темнооких! Много слез и упреков жестоких От наложниц моих крутобоких Я уж вынес и должен снести! Ночь. Несутся в окошко ко мне Крокодилов певучие стоны. Им в ответ мои верные жены И храпят, и вздыхают во сне… Отравляют мне жизнь бегемоты; По ночам забираются в сад. Там топочут, зловеще сопят И меня словно вырвать хотят Из объятий Царицы-Дремоты. О, придите ко мне, колдуны, И прочтите свои заклинанья, Да бегут эти ада созданья На посевы соседней страны!

ЗАКАТ

(Посмертный сборник стихотворений)

Огни заката

Они горят, горят закатные огни. Всю

даль туманную объял их строй багряный. В них гул мне чудится и возгласы резни, Знамена красные и крови запах пряный. Они идут, пришли расплаты грозной дни. Ликующей толпы я слышу хохот пьяный И, внемля отзвукам ружейной трескотни, С улыбкой шлю привет тебе, закат румяный. Я знаю: за тобой беззвучно ночь ползет И, от очей моих вечерний свет скрывая, Меня в объятиях таинственных сожмет. О, ночь предвечная, зловещая, немая, Ты в мире царствуешь, но не боюсь тебя я И солнца нового предчувствую восход!

«Наземь ложатся лиловые тени…»

Наземь ложатся лиловые тени, Воздух струит аромат, Свежей росою блестят Темные ветки пахучей сирени. Томная майская ночь наступила, Полная сладостных грез, Запах летит от берез, Тихо на небе мерцают светила. Громко кричит коростель на поляне, Вальдшнеп вдали протянул. Образ знакомый мелькнул — Светлое платье в прозрачном тумане…

Ассирийское видение

Девы с хвостами змеиными, Лик их красив и жесток, Девы без ног, С душами хищными, львиными. Темного ада создания Света не любят оне, Там, в глубине. Вечное их обитание. Нежно их сладкое пение, Манит их страстный призыв, Тел их извив Много сулит наслаждения. Белыми станами гибкими, Томно друг к другу склоняясь, Реют, смеясь, Девы с двойными улыбками. В бездны Аралу отверстые, Бедер изгибом дразня, Тянут меня, Нежно зовут розоперстые… Свивши хвосты змеевидные, Кружатся плавно оне, Манят вдвойне Уст их улыбки бесстыдные… Сентябрь 1901 г.

«Мы облетевшие листья с дерева жизни…»

Мы облетевшие листья с дерева жизни; Мы только тени того, что было когда-то; Мы лишь несбывшийся сон о светлой отчизне, Отблеск зари, побледневший после заката. Призраки смутные, мы в стране сновидений С вами встречаемся, братья, скорбью объяты; Бродим мы вместе в полях средь странных растений, Поступью легкой скользим в немые палаты. Нежен при входе в них слой серебряной пыли; Свет вроде лунного пал на темные плиты; Мертвенным блеском луны нездешней облиты, Статуи строгих зверей на страже застыли… Катится время, и мы бледнеем и таем, Вами забытые сны, забытые братья. Мы в неизвестную тьму от вас улетаем, Облик покинув земной, как старые платья…» Так мне шептали, склоняясь, близкие тени. Сердце сжималось во мне мучительной болью. Душу наполнили мне беззвучные пени Тех, чья душа пленена загробной юдолью. Осень 1911

Сентябрь 1912 г.

Поздние маки у края пути Пышною алостью тешат мне взоры. Глядя на них, веселее идти В даль, что застлали пологие горы. Пусто и голо вблизи и вдали. Сжаты поля золотистой пшеницы. С севера тянут на юг журавли. Бодро и звонко кричат их станицы. Не полечу я за ними мечтой, Бледной мечтою, когда-то свободной, В Нубии степи, где Нил многоводный Поит песок золотой. Слишком далеко. Мечте не под силу Птицей над знойной пустыней парить, В пальмовых сенях по желтому Нилу Легкой феллукой скользить… Пасмурно небо, и тяжко нависли Над пожелтевшей землей облака. В голову просятся хмурые мысли. Холодно. Грязь на дороге вязка. Голос в душе раздается чуть слышный: «Поздние маки у края пути, Маки, манящие алостью пышной, Как мне вас в жизни найти?!» 17. IX. 1912

«О, усни, мое сердце усталое!..»

О, усни, мое сердце усталое! Не томись от несбыточных грёз, И не верь, что на крыльях стрекоз Прилетит к тебе счастье бывалое, Не вернутся в соцветие алое Лепестки облетевшие роз.

Tenet nunc Parthenope

Где меж лугов змеится в даль Горынь И в струи светлые глядятся сонно ивы, Где тихо зыблются и золотятся нивы И так прекрасна ласковая синь Твоих небес, красавица Волынь,— Живу в тиши полей, бездомный и ленивый. Ем груши, яблоки, гляжу, как зреют сливы, И с вожделением орехов жду и дынь. Затерян средь холмов и пышных нив Волыни, Забросил я давно поэзии труды, Мне голову кружит полдневный дух полыни, Мешают видеть муз высокие скирды. Увы, я здесь лишен созвучий благостыни, И геликонский вкус я позабыл воды. Август 1911

«Прости, Волынь! Прости, тенистый сад…»

Прости, Волынь! Прости, тенистый сад С аллеями заглохшими. Ленивой Походкою иду неторопливо Вдоль древних плит твоих. Немало лет подряд В тебе провел я. Боги да хранят Твои орехи, яблони и сливы. Я покидаю их. Вступлю ли вновь когда Под сень зеленую, целящую покоем Измученную душу? Мощным строем Деревья старые воздвиглись в два ряда, Как воины-гиганты перед боем. И слышу шепот я вершин их: «Навсегда!» 6 сентября 1911 г.