Боковая ветвь
Шрифт:
Выражение ее лица изменилось и стало очень походить на мужнино. Передразнивала она очень умело:
— Ах какая ты умная, Наташа! Ах как я люблю тебя, Наташа! Ах как я хочу, чтобы ты поскорей уехала в очередную командировку, так как развестись с тобой у меня нет сил, а очень хочется перетрахать всех девиц, на которых я положил глаз!
Женя смотрел на нее почти с ужасом. Она продолжала, с горечью скривив рот:
— Вот ты бы мог сейчас подвести меня к нашему столику, раскланяться с мужем, усадить меня рядом с ним и вежливо отойти?
— Нет.
— Вот видишь. А мой муж мог бы это сделать вполне. Запросто. Из чувства большой любви.
Она вдруг опомнилась и взяла себя в руки.
— Не бери в голову, милый мальчик. Жизнь, к сожалению, очень длинная штука, в ней случается все. А теперь, чтобы не искушать тебя, давай простимся здесь, у порога. То есть у входа в это помещение, которое называется у них «обеденный зал».
Они поднялись по лестнице, с двух сторон усаженной пальмами. Пальмы были везде. Даже в зале между квадратными колоннами, стилизованными под мрамор, они росли в огромных деревянных кадках. Столовая была светла и, как всегда в начале сезона, наполовину пуста. Кто-то поставил на все столы веточки только что распустившихся мелких диких роз. Вячеслав Сергеевич уже пребывал в одиночестве за их столиком у окна и коротал время над свежей газетой и бутылкой пива.
— Ну, прощай, дорогой! — нежно сказала Наталья Васильевна и чмокнула Женю в щеку. — Я очень рада, что смогла доставить тебе хоть минутную радость. И сама получила несказанное удовольствие. Ну, пока. — И, скользнув ласково ладонью по его красной майке, она спокойно пошла к Серову и села напротив. Женя постоял немного в дверях и, схватившись за щеку, осененную поцелуем, ушел.
— Кого это ты зацеловала до зубной боли? — взглянув на опустевший вход, поинтересовался Серов.
— Моего бывшего студента, Женю Кружкова. — В словах Наташи не было вызова.
— Откуда ты его взяла?
— Встретились на лестнице, когда я шла вниз, на пляж. Он теперь не кружковец — врач в летном полку. Между прочим, как раз служит недалеко от моего родного дома.
— Представляю, сколько было пролито в море слез воспоминаний!
— Ошибаешься. Слез мы не лили. Мы пили чай в нашей комнате, — спокойно возразила она и еле сдержалась, чтоб не добавить: «И разбавляли страсть поцелуями», но не решилась и сказала: — И разговаривали об иммунологии.
— Представляю, как красочно ты расписывала ему новые клоны лимфоидных клеток! Но мне кажется, ему было бы приятней, а тебе полезней, если бы вы просто с ним переспали без всякой иммунологии.
Серов почувствовал на себе ледяной взгляд и оторвался от пива.
— А что? Тебе бы новые сексуальные впечатления вовсе не повредили! Я это говорю не как муж, но как врач!
Она еле удержалась, чтобы не запустить в его голову стаканом.
— Ты уж не перебарщивай! Я все-таки твоя жена, а не пациентка!
— Беру обратно свои слова! — Он с головой погрузился в газету, а вместе с ней и в порционный обед.
У Наташи почему-то исчез аппетит.
— Нельзя ли куда-нибудь зайти, чтобы выпить вина?
— Зачем заходить, дорогая, когда все есть с собой! Все, что захочешь! — Он открыл свою спортивную сумку. — Красного или белого?
— Белого, если можно…
— Отчего нельзя? — Он вошел в роль гостеприимного кавказца, и соседи с удивлением стали оглядываться на их столик. — Хочешь белого, хочешь красного, хочешь домашнего розового, — все есть дорогая, что угодно твоей душе!
Щелкнув пальцами, он позвал официантку, и она мгновенно, как из-под земли, явилась на зов с на удивление чистыми бокалами. Молодая женщина в белых брюках за соседним столиком посмотрела на Наташу с явной завистью, а на Серова с заискивающей улыбкой.
«Интересно, с ней он тоже успел переспать?» — машинально, без всяких эмоций подумала Наташа и залпом выпила первый бокал. Алкоголь всегда умеренно действовал на нее. Она от выпитого не краснела и не бледнела, только ее глаза светлели буквально на несколько секунд. Она сидела и молча смотрела на Серова, не думая ни о чем, разглядывая каждую морщинку на его знакомом лице.
— Знаешь, — высказалась она наконец, — я не виню тебя в том, что ты постоянно мне изменял.
— Чего это ты вдруг? — деланно удивился он.
— Я ведь в принципе представляла, за кого выхожу замуж, — продолжала она. — Наблюдала тебя в Лаосе, да ты и сам многое не скрывал. Поэтому, согласившись поехать с тобой в Москву, я морально была готова к твоему отношению к семейной жизни. Правда, я никогда не могла понять, что ты находишь хорошего в этих связях. Из огромного самомнения мне казалось, что я должна для тебя представлять гораздо больший моральный и физический интерес. Я надеялась изменить тебя. Но я уже наказана за свою гордыню и поэтому отпускаю тебя на свободу. Делай что хочешь!
— Послушай, милая… — Он отпил глоток из своего бокала. Эти выяснения отношений ему стали надоедать, но в то же время ему было Наташу жалко. Вино после пива показалось кисловатым, и он хотел поморщиться, но сдержался, иначе она растолковала бы это движение применительно к себе. — Я ничего не могу с собой поделать, но все эти годы нашей с тобой жизни люблю только тебя.
— Вероятно, я могла бы утешиться этими словами, как утешалась много лет, — она решила закруглить разговор, — но теперь мне на все наплевать. Пойдем лучше сходим в «Ущелье». Отметим последний вечер, раз завтра будем уже в Москве. Кстати, билеты в порядке?
— В порядке.
И они оба замолчали надолго. Серов стал дальше читать газету, а Наташа разглядывала цветы за окном, внизу на газоне и думала о Жене. А вдруг она была бы с ним счастлива?
«Ущельем» называлась шашлычная, расположенная в уютной низине между двух аллей, усаженных кипарисами. Вниз вела гранитная лестница, по сторонам дичились заросли самшита и можжевельника, а сверху, с горы, виден был лишь ароматный, поднимающийся к небу дымок да слышалась музыка для тех, кто приходил сюда не только поесть, но и потанцевать.