Боксер 2: назад в СССР
Шрифт:
— После отбоя приходи, как раз жара спадет, — кивнул я.
Заниматься в пекло смысла не было, так сердечко можно быстро посадить, учитывая, что наша площадка — под открытым небом. А вот после отбоя станет прохладнее, и тренировка будет в удовольствие. Естественно, что пропускать я ничего не собирался.
— Замазано, буду как штык! — подтвердил толстяк.
Глянь-ка, вот и мотивация нарисовалась у человека.
— А про маму и Романа Альбертовича — тебе, наверное, показалось? — примирительно сказал я.
— Ну-у… может, действительно показалось…
А я про себя подумал, что за этими шалопаями-взрослыми надо будет ещё приглядеть. Но пока не до них.
— Ладно, Сень, ты, главное, со Шмелем переговори. Я ему ничего говорить не буду, но поступил ты неправильно. И лично я бы за такие дела дал в морду.
Я пошел к корпусу, самое время было проведать, как там успехи у Шмеля. Потому что если Тома вернется, а ничего сделано не будет, у старшей пионервожатой включится режим берсерка. И может уже и не выключиться.
Внутри нашей палаты стояла подозрительная тишина, обычно не предвещающая ничего хорошего. Шмеля, Муравья и некоторых других пацанов-легкоатлетов я застал сидящими могучей кучкой на кровати Шмеля. Остальные ребята лежали на кроватях и с интересом наблюдали за действом, вернее, его отсутствием.
— Блин, ты куда свалил? — вопрос Шмеля застал меня на пороге.
— Приспичило, — брякнул я первое пришедшее в голову.
— А-а-а, я и думаю чего ты вылетел, выпучив глаза!
Остальные захихикали. Я же окинул палату взглядом, ища энциклопедию, но не нашел. Зато заметил на тумбочке открытый тюбик с клеем. Значит, заклеили-таки, ну и слава богу.
— Ну, вы справились? — уточнил я.
— Обижаешь! — хмыкнул Муравей. — Все сделано в лучшем виде по оригинальной авторской методике!
— И где энциклопедия? — я снова оглядел палату.
— Под прессом! — Шмель затыкал указательным пальцем под матрас. — Завершающая стадия! Просто Муравей слегка переборщил с ПВА.
— Вы идиоты? — я аж закашлялся в кулак.
— Почему это? — удивился Шмель.
Но я уже кинулся к ним, хватая их за руки, за ноги и за майки. За всё, что угодно, лишь бы поднять этот их «пресс».
— Там же страницы слипнутся! — жестикулировал я.
Пацаны начали нехотя подниматься. Я, наконец, подцепил освободившийся матрас и вытащил оттуда многострадальную энциклопедию. Открыл — и от увиденного съездил себе ладонью по лбу.
Титульная страница с плезиозавром действительно приклеилась, причем довольно ровно по линии шва. Но вместе с тем она прилипла к следующей странице, да намертво. Я попытался аккуратно поддеть краешек и разлепить страницы, но поздно. Клей уже схватился.
— Вот поэтому вы и идиоты, — резюмировал я.
— Легко быть крепким задним умом, Миха, — с обидой произнес Шмель. — Тебя тут вообще не было.
Впрочем далее выяснить отношения нам не дали. Первым вернулось трио хулиганов. Естественно, они сразу попросили показать злосчастную энциклопедию. Шмель вручил книгу Льву. Тот удовлетворенно закивал, а дальше сделал то, чего делать не стоило. Хотя он-то тут ни при чем, его же никто не предупредил. Вернее, я попытался, но было поздно.
— Не трожь! Они склеились…
Кх-х-р.
Послышался звук, от которого у меня мурашки побежали по коже. Лева решил сделать «приемку» по работе Шмеля. Ну и благополучно попытался разъединить слипшиеся страницы. Получилось то, что получилось. Бумага пусть и была хорошего качества, не выдержала такого надругательства. Рисунок плезиозавра, как переводной фантик, остался на следующей странице.
— Э-э… — растерянно протянул Лев.
— Миха, че делать? — Муравей взялся руками за голову.
— По-моему, нам теперь точно крышка… — протянул нараспев Шмель.
А делать было особо нечего. Брак существует двух видов: исправимый и неисправимый. Как и идиотизм. В нашем случае речь шла о последнем. Реанимировать плезиозавра было теперь невозможно. А когда Лев разодрал склеенные листы, я не без удивления обнаружил там чью-то мудреную попытку обрисовать контур морского ящера обычным карандашом.
— Это че такое? — шепнул я Шмелю.
Тот только стыдливо опустил глаза. Скорее всего, динозавр был испорчен ещё до того, как страницы порвал Лев.
— Так, значит. Держим язык за зубами и не болтаем лишнего. С Томой я сам разберусь!
С этими словами я спрятал энциклопедию обратно под кровать. Вовремя, потому что из коридора послышались приближающиеся шаги и смешки старшей пионервожатой. А через секунду она прямо-таки вбежала в палату, делая движение, будто мягко отбивалась от объятий приятного ухажёра. Так отбивалась, чтобы это непременно повторилось, но попозже. Я впервые видел, чтобы Тома так сияла от счастья. И предмет ее счастья зашел следом — в дверном проеме вырос ухмыляющийся Роман Альбертович. Тоже довольный, как слон.
— Дети! — гулко выдохнула старшая пионервожатая, возвращаясь в рабочее состояние. — Ну как успехи? Получилось вклеить лист в книгу?
На меня устремились взгляды всех пионеров в палате. Сам сказал, чтобы все молчали, мол, я разберусь. Что ж. Я расправил плечи, вышел вперед и доложил:
— Все получилось в лучшем виде, Тамара Ипполитовна!
Боковым зрением я видел, как отвалились челюсти у пацанов.
— Показывайте, — распорядилась старшая пионервожатая.
Я мельком заметил, как рука Ромы, стоявшего за спиной Томы, ненавязчиво скользнула на мгновение по ее бедру. Руку тренер сразу убрал, но по щекам Тамары медленно расползся румянец.