Болатбек
Шрифт:
— Ты его знаешь, дедушка? — снова спросил Болатбек.
— Это Жексен. Беглец, — не сразу ответил дед. — Он кулаком был раньше.
— А кулаки и есть бандиты?
— По-всякому бывает. Одни в бандиты подались, другие затаились где-то, а есть такие, что новые порядки приняли, стали как все…
— А Жексен?
— Жексен, когда его раскулачивали, убил Апсел-тая, молодого парня. Единственный сын был у соседей наших.
— За что?
— Из-за пшеницы. Жексен упрятал ее подальше, а Апселтай помог найти… Чтоб другие сыты были, не один Жексен.
— И ничего ему не было, Жексену?
—
— Сам кроит, сам и шьет, — сказала подошедшая Аккыз. — Сам себе такую жизнь выбрал. Один, как камень в степи…
Больше Болатбек ни о чем не спрашивал. Но подумал: хорошо бы ему стать одним из тех храбрецов джигитов, кто выследит и поймает бандита, куда бы тот ни спрятался — хоть под землю.
Дождь зарядил не на шутку. Старый Абишбай места себе не находил. Шагал, согнувшись, по старой юрте, бормотал вслух:
— Вот денек так денек… Дождь никак не кончается… И беды наши тоже… Жексен, как на грех, объявился. Принесла нелегкая!.. Злоба из него хлещет, как сурпа [9] из казана переполненного… А сколько их еще таких — не один он по нашей земле ходит… Ай, Тлеукул, Тлеукул, не торопишься ты! Не берешь в толк, что вместе быть сейчас надо… Что ж, если гора не идет к Магомету, то Магомет двинется к ней…
9
Сурпа — мясной бульон.
— Ты о чем, дедушка? — спросил Болатбек.
Абишбай не ответил. Он и ворча занимался делом: наточил ножи, насадил топор на топорище, а теперь ружье проверил, зарядил, положил возле выхода из юрты.
— На охоту пойдешь? — спросил Болатбек. — А меня с собой…
— Какая тебе охота! — оборвал дед. — Вспомни про гостя незваного. Бродит, может, где-то здесь, поблизости…
Болатбеку стало опять неуютно, страшно. Он поежился.
— Ничего, не бойся, — сказал Абишбай, заметив его движение. — Жексен, наверное, далеко. Как узнал, что сюда люди придут…
— Я и не боюсь, оллай! Истинная правда, не боюсь… А у тебя еще одно ружье есть? Я стрелять умею.
— Стрелять не стрелять, — тихо сказал старик, — а ружье вот тут лежать будет. И топор… под кошмой, у входа… Ох, не для малых детей все эти дела!..
— Какой же я маленький? — возмутился Болатбек. — Уже двенадцать… скоро будет.
— Батыр, батыр настоящий, — сказала бабушка, целуя его в лоб. — Говорила я, — запричитала она, повернувшись к Абишбаю, — не ходи ты в пастухи. На колхозных коней всегда охотники найдутся. Куда лучше за скотом смотреть.
— Ядовитой змее все одно — что пастух, что табунщик. На всех без разбору бросается, — ответил Абишбай.
— Вправду змея. Подползет, ужалит — и в заросли скорее…
— Буланого захотел! — сердито сморщился дед Абишбай. — Ему еще луны с неба… Не для таких, как он, этот конь.
Старик сжал кулаки, а Болатбек посмотрел на ружье, и ему показалось, что оно уже у него в руках, и палец рядом
К обеду небо прояснилось, под солнцем и ветром быстро высохла трава на джейляу.
— Собирайся, — сказал Абишбай внуку.
— Куда?
— Разве младший должен задавать вопросы, когда старший приказывает? Э, чему вас в школе учат? — Но тут же смягчился и пояснил: — К соседу отправимся, к Тлеукулу. Скажем про все, торопить будем… Ну, иди седлай коней…
Конечно, если ехать по прямой, то юрта Тлеукула, можно считать, стоит не так уж далеко, и было правильно называть его соседом. Но в горах расстояния определяются по-другому. Пока Абишбай с Болатбеком с трудом перебирались через вздувшуюся от дождей Каскеленку, пока кружили по горным тропам, прошло немало времени, и проехали они некороткий путь.
Старый Абишбай вначале долго ехал молча, потом стал негромко напевать. Болатбек никогда раньше не слыхал этой песни, но нисколько не удивился: он знал, что его дед помнит много-премного самых разных, очень старых песен и сказаний.
Абишбай пел:
Туча темнеет — дождь несет нам, С запада бежит, На восток она спешит. Лучший друг мой В том живет краю — Рано утром Песню шлю ему свою! Туча белеет — снег несет нам, С севера бежит, На далекий юг спешит. Лучший друг мой В том живет краю — В ясный полдень Песню шлю ему свою. Ветер по небу тучи кружит, Гонит их во тьму По веленью своему. Лучший друг мой В том живет краю — Поздней ночью Песню шлю ему свою! Эй!Вот наконец и юрта Тлеукула. Прихрамывая, хозяин вышел им навстречу.
Абишбай на этот раз не стал после обмена приветствиями начинать длинный, неторопливый разговор, который всегда так мил сердцу кочевников-казахов. Произнеся «ассаламалейкум» и услышав в ответ «аликсалам», старик сразу сказал:
— Разбирай юрту, Тлеукул. Возле нашего стойбища поставим.
Тлеукул удивился:
— Тысяча лет жизни тебе, аксакал! Куда торопиться? И кошма еще после дождя не высохла.
— Ничего, высохнет. Медлить нельзя. Плохие новости, Тлеукул. Похоже, в горах бандиты появились. Жексен уже навещал меня. Не знаю, один он или еще кто-нибудь с ним… Надо поближе держаться друг к другу здесь, на пастбищах.
— Верное твое слово, аксакал, если так, — сказал Тлеукул. — От одной беды до другой меньше одного шага. Не будем ждать… И в селение сообщить надо. Самому председателю…
— Можно я, ата? — сказал Болатбек. — Я быстро…
Абишбай покачал головой.