Болезнь неведения (Введение в психофизиологию неврозов)
Шрифт:
Запомните: все. что наблюдается при неврозах, бывает и у вполне нормальных людей. Вы ничем от них не отличаетесь, ваш мозг работает по тем же самым законам. Просто явлениям, присущим всем без исключения людям, вы склонны придавать слишком большое значение. Вы переоцениваете опасность, потому что не знаете ее действительных размеров. Невроз — детище незнания.
Итак, мы пришли к выводу о том, что невроз — это пре- имущественное нарушение эмоциональной сферы. Вовлечение в картину невроза мыслей, действий, поступков носит вторичный характер, инспирируется возбуждением эмоциональных центров. Тогда борьбу с невротическим состоянием мы должны вести, опираясь на физиологию эмоций.
Формула указывает два основных способа устранения
Есть две разновидности бесстрашия, одну из которых поэт образно назвал «безумством храбрых». В этом случае инстинкт самосохранения, потребность самозащиты подавляются иной, более сильной, потребностью добиться победы во что бы то ни стало. Когда человек, обвязав себя гранатами, бросается под вражеский танк, он делает это не
потому, что не ценит своей жизни, а потому, что иная высокая и неизмеримо более важная потребность — победить врага, спасти свою Родину от иноземных захватчиков — подавила заботу о собственной безопасности.
Но есть и другой путь устранения страха — это его «разрушение изнутри». Летчик-истребитель, в совершенстве владеющий грозной боевой машиной, блестящий мастер воздушного боя, обладает тем избытком информации о путях достижения цели, который делает для него поединок с врагом источником положительных эмоций боевого азарта, чувства превосходства, того «упоения боем», о котором рассказывают в своих воспоминаниях герои Отечественной войны.
Объединение этих двух механизмов, т. е. сочетание конкуренции потребностей с избытком информации или с ликвидацией информационного дефицита, представляет наиболее мощное и эффективное средство устранения нежелательных эмоций.
Теперь понятно, что, рассказывая вам о механизмах эмоций, о закономерностях возникновения невротических состояний, автор уже начал борьбу с незнанием, с недостатком сведений о причинах ваших тягостных переживаний. Правда, для нас особенно важна информация о д е й с т в и я х, способных привести к ликвидации невроза, и подробный разговор об этом еще предстоит. Но сейчас мы должны уделить внимание потребности, ибо без нее невозможна никакая целенаправленная активность.
Глава, которую я хотел бы написать
Борьба с неврозом есть деятельность, требующая от больного сил, анергии и страстного желания избавиться от своего недуга. Ее можно вести, только по-настоящему желая быть здоровым. Но стоит ли вообще говорить об этом? Разве найдется человек, который предпочитает болезнь здоровью, а мучительное сознание своей неполноценности — радостному ощущению избытка бодрости и сил? Ведь тот, кто «уходит» в болезнь, как в надежное убежище от трудностей и конфликтов, уже закрыл мою книгу и от- правился вымогать сострадание у сердобольных родственников и врачей. Я остался с читателями, которые хотят знать правду о себе и готовы следовать за мной по трудным дорогам выздоровления.
Все это так, и я хочу усилить их решимость, их порыв и волю. Но я вряд ли пригоден к тому, чтобы это осуществить. У меня нет тех средств, которые сейчас нужны, потому что мы оказались на повороте, где кончается власть науки и где слово должно быть предоставлено искусству. Я не оговорился: именно искусству. Психотерапия — наука, поскольку она разрабатывает и шлифует свои методы на основе точных знаний о закономерностях деятельности мозга. Но психотерапия должна быть искусством в тот момент, когда она обращается к человеку. Трудно представить себе, какую невиданную в истории медицины силу приобрели бы встречи с психотерапевтом, если бы вместо шаблонных фраз «с каждым днем вы чувствуете себя все лучше… дышите ровно и спокойно… Ваша воля становится крепче… и т. д.» в кабинете невропатолога звучали
О, как прекрасно понимали магию искусства жрецы и священнослужители! Как хорошо знали они природу человеческих чувств! Гениальность психологических находок религии состоит в том, что трудно разрешимым и мучительным конфликтам бытия религия всегда противопоставляла потребность с и с х о д н о г а р а н т и р о в а н н ы м избытком информации, необходимой для ее удовлетворения.
Вы страдаете от голода, болезней и социальной несправедливости? Вы не видите путей к разумному переустройству мира? Да, полноте, нуждается ли мир в таком переустройстве? В нем все разумно и предопределено: страдание — сладостно, долготерпение — высшая добродетель, сносная жизнь — мишура, загробное вознаграждение — единственная достойная цель земного существования человека. И эта лживая, противоестественная потребность «пострадать» тысячелетия пропагандировалась всем арсеналом могучих средств музыки и живописи, зодчества и скульптуры.
Насколько же сильнее и действеннее методы искусства, когда они несут в себе заряд не мнимых, а истинных сведений о месте и назначении человека на земле. Как все еще недостаточно мы обращаемся к ним в сфере повседневного воспитания чувств, в сфере, где никакие знания математики, физики и литературоведения не заменят подлинной человечности, внимания к окружающим, тонкости и красоты общения с природой и близкими нам людьми.
Я хочу, чтобы вы не только поняли, а ощутили, сколь ничтожны ваши проблемы, ваши страхи и опасения перед великим счастьем жить на земле, перед даром, которого в наш бурный век люди так часто лишали себе подобных. Но у меня нет пера Джека Лондона, чтобы восславить неистребимую любовь к жизни.
Жизнь сложна, в ней достаточно трудностей, обид и огорчений, но как безгранична и разнообразна ее красота. Общение с этой окрыляющей красотой не требует ни дальних поездок, ни каких-то особых затрат, ни специального времени: красота вокруг нас, в людях, в их творениях, в окружающей природе. Она доступна любому возрасту и в любой момент, нужно только уметь ее видеть. Но у меня нет таланта Константина Паустовского, чтобы раскрыть людям красоту окружающего их мира.
Как ни сильна любовь к жизни, к ее светлым и неисчерпаемым радостям, никогда жизнь для себя не даст человеку того мужества и тех сил, которые рождает служение высоким общественным идеалам. Только дело, более значительное, чем собственное благополучие, собственное здоровье, личные радости и огорчения, способно возвысить человека над всеми бедами и огорчениями. И секрет здесь вовсе не в прописной истине о превосходстве «общественного» над «личным». Борьба за счастье людей приносит человеку такие радости и такое удовлетворение, которые при всем желании невозможно испытать в заботах о себе самом. Человек устроен так, что он не может быть счастлив в одиночку. Только разделенная радость позволяет испытать ее в полной мере. Только разделенная любовь приносит истинное наслаждение. Только забота о чем-то большем, чем ты сам, делает тебя сильным и непобедимым. «Человек ощущает смысл и цель собственной жизни, лишь когда сознает, что нужен другим» (Ст. Цвейг).
Но я останавливаю себя, потому что все равно не смогу сказать об этом так, как сказано в «Оводе» и в письмах Феликса Дзержинского, Николаем Островским и Юлиусом Фучиком.
Человек обретает особую силу и уверенность, когда его извечное стремление к счастью и справедливости опирается на знание непреложных законов исторического развития. Именно в этот момент он делается неуязвим для частных неудач, ошибок и поражений, ибо он не только верит, но и точно знает, что дело, которому он служит, непобедимо. И это знание сообщает ему такой невиданный в истории «избыток информации», который способен наполнить гордостью и силой миллионы человеческих сердец.