Больная родина
Шрифт:
Вечер, тем не менее, удался. Не отменять же столь важное мероприятие. Крыло гостиницы, где размещалась сауна и сопутствующие ей удовольствия, закрыли для посторонних в восемь вечера.
В половине девятого городской глава, закутанный в махровый халат, плюхнулся в бассейн. Он уже восстановился после досадного недоразумения, но был немного не в себе. Игнат Семенович плавал кругами. Он где-то вычитал, что это помогает избавиться от излишков жира.
Помещение соответствовало всем современным нормам, имело высокие потолки, сияло кафелем. Тут было все, что необходимо для расслабления:
Он наслаждался одиночеством и покоем, но вскоре начал собираться народ. Первым появился прокурор Щербатый — рослый, представительный, с брюшком и добродушной физиономией. Он скинул халат, остался в купальных шортах, сделал пару разминающих упражнений.
— Ще не вмерла Украина, Игнат Семенович? — осведомился прокурор, бревном шлепнулся в воду, всплыл, отфыркался. — Что такой смурной? Не с той любовницы встал?
— Да пошел ты!.. — проворчал Игнат Семенович и поплыл на другой конец бассейна.
Следом за прокурором нарисовался военком майор Гладышев, невысокий, в годах, но жилистый, спортивный, с ехидно искривленным ртом и тонкими губами. Он громыхнул по столу двумя набитыми сумками.
— Сам готовил, Анатолий Михайлович? — поинтересовался прокурор из воды.
— Жинку запряг! — ответил Гладышев. — Иду навстречу многочисленным пожеланиям граждан! Налетай! Еда домашняя, не ресторанная! Галушки, драники, вареники, омары, трюфеля! — орал он как на базаре, выбрасывая из сумок упаковки.
Похоже, военком уже принял дозу для разогрева. Зазвенели бутылки с «Житомирской на бруньках» и львовским «Володаром». Подскочил работник заведения с контейнером, принялся расставлять посуду на необъятном дубовом столе, раскладывать салфетки. Он закончил свое дело, пожелал гостям приятного отдыха и испарился, словно его и не было. Стол украшали роскошные закуски — домашняя еда, разносолы, деликатесы.
— Даже не знаю, удовлетворит ли нас этот скромный ассортимент, — жеманно заявил военком, озирая гастрономическое великолепие.
— Выпить сей же час, немедленно, — заявил прокурор, вылезая из бассейна.
Военком с готовностью разлил. Чокнулись, опрокинули. Стало хорошо и беззаботно. Мир заиграл волшебными красками. Мужчины ржали, шутили.
— А бабы где? — осведомился военком, отрывая зубами волокна мяса от утиной ноги. — Напомните, хлопцы, кто тут гарных дивчин обещал?
— Да не гони ты, — проворчал Петренко. — Будут вам и бабы, и все удовольствия. Мамка уже в курсе — подвезет. Выпьем, погутарим, а там и дивчины подтянутся…
— Могли бы подождать, — возмутился начальник ОВД Воренко, влетая в сауну.
Он принялся стягивать мундир, ворча под нос:
— Отдыхают тут, расслабились, а я один работаю. — Он плеснул себе в рюмку, влил в глотку с гусарским прогибом, крякнул, ударил донышком по столу и озадаченно уставился на разносолы — что бы схватить?
— А зама своего Быковского чего не взял? — поинтересовался Петренко.
— Да ну его, мал еще, — отмахнулся Воренко. — Он с головой ушел в оперативную работу. А вы тоже, погляжу, без зама, Игнат Семенович. Где ваш верный шакал Коряка?
— Тоже
— Вы в норме, Игнат Семенович? — вполголоса спросил Воренко, присаживаясь рядом.
— В норме, — проворчал градоначальник. — А у тебя все на мази, майор?
— Быковский работает. Затеяли вы бучу, Игнат Семенович, попробуй такую разгрести. Наше счастье, что семья Романюк — обычный плебс. Живут на Гамарника в двухквартирном доме, их сейчас обрабатывают. Муж этой истерички пытался вякать, бросался на наших людей, пришлось его успокоить. Да не волнуйтесь, Игнат Семенович, и не из таких передряг выбирались. — Майор кивнул на прокурора, уминающего вареники. — Помните, в апреле Борис Викторович перестарался, ударил подозреваемого в сепаратизме, тот по дурости и отбросил коньки. И что? Все красиво разрулили, даже в плюсе остались, парочку вредных личностей закрыли. Гуляем, Игнат Семенович! — Воренко панибратски хлопнул градоначальника по плечу.
Гуляли красиво, с размахом. Горилка текла рекой, под стол летели кости. Собутыльники смеялись, шутили, про неприятности старались не вспоминать. Возможно, военком с прокурором уже были в курсе происшествия, но старались не показывать этого. Не стоит бередить лихо, а то пойдет цепная реакция.
— Нормальный у нас городок, — пробубнил прокурор, забрасывая вареники в бездонный желудок. — Чистенько стало в центре, все как у людей. Новый детский садик на Варваринской в понедельник открывается. Идешь на мероприятие, Игнат Семенович? Ленточку там перерезать, все дела.
— Бутылку с шампанским о стену разбить! — заявил военком.
— А как же не пойти, такое событие, — пробурчал Петренко. — Кругом бардак, а мы детские сады открываем. Дети — это ведь святое… — Он вдруг смутился, закашлялся.
Начальник ОВД с пониманием похлопал его по спине и сказал:
— Позвольте вскользь о делах, господа. Заранее прошу прощения. Колись, Анатолий Михайлович, что там у тебя вчера стряслось? И воду не мути, мы все прекрасно знаем, что ты глаз положил на автохозяйство Соенко. Все понятно, пенсия не за горами, а жить надо. Это ты отправлял Фаэтона и Дуню к Петрухе? Как же вышло, что они не дошли?
— Не знаю, Степан Андреевич, — ответил Гладышев. — Сам в непонятках. Вроде на мази все было, позвонить им приказал, как дело сделают, а вот надо же, не дошли. Сами-то они что об этом говорят?
— Да ничего не говорят. Их под утро нашли. Местный мужичок с леспромхоза на работу пошел, остановился у оврага справить нужду, а там эти красавчики лежат. «Скорая» прибыла, достали — вроде живы. Переломаны до предела, рожи всмятку, челюсти в хлам. Но дышат. Пострадали за правое дело! Их в больницу, прооперировали, а толку? Пытались допросить, а герои лишь зенками моргают и слова выдавить не могут. Они и при жизни-то не были говорунами. Быковский лично с ними поработал, знаками кое-чего добился, но толку? Узнали, что напал мужик среднего роста, хриплый. Догнал сзади, сослался на тебя, Анатолий Михайлович, зубы заговорил, отвлек — и давай им рожи править. Лица не видели, темно было, капюшон…