Больница Преображения
Шрифт:
Он стал описывать сложные взаимоотношения в больнице; из его слов вытекало, что на нем лежит большая ответственность.
– Смотри-ка... смотри...
– протянул отец, стараясь подцепить соскальзывающий с тарелки кусочек селедки. Поймал его на вилку, отправил в рот еще и большой кусок белой булки и закончил: - Ты бы там очень не встревал. Я ничего не знаю, но после этой истории в Колюхове...
– Какой истории?
– Стефан насторожился; название это он слышал.
– Не знаешь?
– удивился отец, вычищая тарелку мякишем.
– Там ведь сумасшедший дом... то есть лечебница, - поправился он, исподлобья взглянув на сына - не обиделся ли тот.
– Да, маленькая
– Немцы забрали здание под военный госпиталь, а всех сума... больных увезли. Говорят, в лагерь.
– Что ты говоришь?
– недоверчиво протянул Стефан. В портфеле у него лежал новый немецкий труд по лечению паранойи, изданный уже во время войны.
– Ну, не знаю. Так говорят. Однако вот что, Стефан! Смотри, пожалуйста, как у меня это из головы вылетело! Я тебе сразу хотел рассказать. Дядя Анзельм сердится на нас.
– И за что же?
– неприязненно спросил Стефан. Это его мало трогало.
– Целый год живешь под боком у Ксаверия, а ни разу к нему не заехал.
– Так это дядя Ксаверий должен сердиться, а не дядя Анзельм.
– Угомонись. Ты же знаешь Анзельма. Не надо его против себя восстанавливать. Ну, сходил бы туда разок. Ксаверий тебя любит, правда, любит.
– Хорошо, отец, я схожу.
Когда они прощались, отца уже занимали только его последние изобретения. Это была икра из сои и котлеты из перемолотых листьев.
– Хлорофилл очень полезен. Подумай, ведь есть деревья, которые живут шестьсот лет! Безо всякого мяса, но с моим экстрактом - я тебе скажу котлеты изумительные! Как жаль, что последнюю я съел вчера. Эта глупая Меля дала тебе телеграмму...
Стефан узнал, что поводом к отсылке телеграммы послужило неожиданное обострение отношений между отцом и теткой, которая решила покинуть этот дом. Однако еще до приезда Стефана они помирились.
– Я бы тебе дал баночку моей икры. Знаешь, как она делается? Сначала варишь сою, потом подкрашиваешь углем, carbo ammalis, ты в этом и сам разбираешься, а затем добавляешь соли и моего экстракта...
– Того самого, что для котлет?
– с серьезной миной спросил Стефан.
– Еще чего! Другого, специального, ну и для вкуса подливаешь оливкового масла. Был тут один еврейчик, обещал привезти целую бочку, но его забрали в лагерь...
Стефан поцеловал руку отца и собрался было уходить.
– Подожди, подожди. Я тебе еще про котлеты не рассказал.
"Совсем старичок из ума выживает", - подумал Стефан; ему жаль было отца, но того волнения, которое охватило его утром, он уже не испытывал.
Позабыв о немцах и оккупации, Стефан шел на вокзал, рассчитывая сегодня же вернуться в лечебницу. Это оказалось делом невозможным: страшная давка, гвалт, беготня. Люди, как черви, заползали в окна вагонов, какой-то огромный бородач, забаррикадировавшись в клозете, втаскивал через окно раздутые чемоданы; устраивались даже на крышах. Стефан не дозрел еще до таких способов путешествия. Тщетно пытался он попасть в вагон, доказывая, что ему надо ехать в Бежинец. Ему советовали пуститься за поездом бегом. Не зная, что предпринять, он уже собрался вернуться к отцу, но тут кто-то потянул его за рукав. Незнакомец в засаленной кепке и клетчатой, сшитой из одеяла куртке.
– Вы в Бежинец?
– Да.
– У вас что, билета нет?
– Нет.
– Может, вместе что придумаем, но надо подмазать.
– О, я охотно...
– начал было Стефан, но незнакомец уже исчез в толпе и вскоре вернулся с кондуктором, которого цепко придерживал за локоть.
– Дадите ему злотый... ну, значит, сотню...
– втолковывал
– Счастливого пути, - вежливо напутствовал их кондуктор, пошевелил усами, приложил руку к фуражке и пошел восвояси.
– Я вам очень признателен, - начал было Стефан, но спутник, оказалось, внезапно потерял к нему всякий интерес и отвернулся к окну.
Смуглое, не старое, а, пожалуй, потрепанное лицо с ввалившимся ртом и тоненькой полоской губ. Когда незнакомец скинул и повесил на крючок куртку, Стефану бросились в глаза его руки - большие, тяжелые, с пальцами, которые словно бы привыкли захватывать предметы неправильной формы. Толстые, мутные, как слюдяные пластинки, ногти. Натянув кепку на самые глаза, он как-то вжался в угол. Поезд тронулся. В купе оставалось места по меньшей мере для двоих - люди, теснившиеся в коридоре, прекрасно это видели. Лица их посуровели. На дверь навалился элегантный мужчина с нежной, пухлой, казалось, вечно влажной физиономией. Он непрерывно дергал ручку, барабанил по стеклу и проделывал это все решительнее. Наконец перешел на крик, а поскольку через дверь услышать его было нельзя, вытащил какую-то справку с немецкой печатью и продемонстрировал ее, приложив к стеклу.
– Немедленно откройте!
– вопил он.
Сотоварищ Стефана какое-то время делал вид, что ничего не замечает, потом вскочил на ноги и заорал в дверь:
– Молчать! Это служебное купе, подонок!
Тот еще поворчал, пытаясь сохранить достоинство, и смирился. Путешествие обошлось без приключений. Когда за окном побежали, наскакивая друг на друга холмы, предвещавшие приближение Бежинца, незнакомец встал и натянул куртку. Пола ее скользнула по деревянной переборке, послышался глухой, металлический стук. Стефан этому немного удивился, но не более того. Повизгивая колесами на крутом повороте, поезд подкатил к пустому перрону. Заскрежетали тормоза. Стефан и незнакомец соскочили на щебенку. За их спинами тяжело засопел паровоз, одолевая подъем. Они прошли через проем в железной ограде. Миновали вокзальчик, и во всей торжественной красе раскинулась перед ними осень. Прикрыв глаза, Стефан посмотрел на солнце, полюбовался радугой, скользнувшей по кончикам ресниц, и, все еще жмурясь - от этого под веками плясали красные огоньки, - зашагал к лечебнице.
Незнакомец шел рядом, не произнося ни слова. Городок остался позади, они свернули в овраг; спутник Стефана, казалось, был в некоторой нерешительности.
– Вы в лечебницу?
– удивленно спросил Стефан.
Тот помолчал, потом ответил:
– Э-э, нет. Так, проветриться захотелось.
Они прошли еще с полкилометра. Когда овраг кончился и показалась стена деревьев, за которой был пока еще невидимый кирпичный домик, Стефана осенило.
– Послушайте...
– забормотал он.
Незнакомец остановился как вкопанный, взглянул ему в глаза.
– Вы, может, на подстанцию, а?.. Я... вы не отвечайте... Пожалуйста, не ходите туда!
Незнакомец испытующе посмотрел на Стефана - не то насмешливо, не то недоверчиво; на губах его заиграла кривая усмешка, в узеньких щелках глаз неподвижно застыли зрачки. Он так и не произнес ни слова, но не уходил.
– Там сейчас немцы...
– срывающимся голосом выпалил Стефан.
– Не ходите туда! Они... взяли Воха. Арестовали его. Вроде бы... вроде бы...
– Стефан осекся.