Больные ублюдки
Шрифт:
Этого никогда не случится.
Я не смогу жить без Куколки.
А она не выживет без меня.
Куколка сложила всю косметику в стоящую на туалетном столике сумку.
— Готово, — пропела она.
Я поднял ее и поставил на ноги. Посмотрев в зеркало, я поправил галстук и подхватил с кровати пиджак. Я застегнул его и взял стоящую у комода трость.
Обернувшись, я заметил, что Куколка держит свою корону. Она поглаживала рукой "драгоценности", как она их называла. На самом деле, это были недорогие цветные камни.
Когда я увидел, с каким счастьем
Мы оба замерли. Она прикоснулась к короне, и вопросительным взглядом уставилась на меня.
— Королева никогда не показывается на публике без короны, — произнёс я.
Сегодня ночью мы выходили во внешний мир впервые с тех пор, как одолели Бармаглота.
— На людях королевы всегда в коронах, — кивнула Куколка.
Она повернулась, чтобы посмотреть на себя в зеркало.
— Такая красивая... — пробормотала она, не сводя глаз со сверкающей короны.
Я подумал то же самое, но смотрел не на корону, а только на нее.
Всегда только на нее.
Я протянул ей руку.
— Пойдем.
Куколка взяла меня за руку, и я повёл ее на улицу. Мы прошли мимо Мустанга, который верой и правдой помогал нам в нашей расправе над «плохими людьми». Куколка протянула руку и погладила его по двери.
— До свиданья, Мустанг, — пропела она, прощаясь с ним.
Я открыл гараж, находящийся в дальнем конце поместья. Когда деревянные двери открылись, Куколка ахнула и уставилась на большой ожидающий нас черный грузовик.
— Он огромный! — проговорила она и, бросившись к нему, провела ладонью по капоту. — И такой блестящий!
Я прошел мимо нее и, открыв перед ней дверь, поклонился.
— Ваша карета подана, Ваше Величество.
У нее из груди вырвался громкий смех. Подав мне свою руку, она царственно кивнула головой и сказала:
— Что ж, благодарю Вас, любезный господин.
Я посадил Куколку в машину и закрыл дверь. Затем положил ее косметичку в багажник грузовика к остальным нашим вещам, схватил проигрыватель и забрался на водительское сиденье. Грузовик был слишком новым, поэтому в нём не имелось кассетной магнитолы. Куколка забрала у меня проигрыватель и нажала на кнопку воспроизведения. Она принялась танцевать, а я тем временем выехал из гаража на грунтовую дорогу, ведущую за пределы поместья.
Выключив фары и устремив взгляд в темноту, я приблизился к конечному пункту нашего назначения. Мы ехали молча, под играющую в машине музыку. Я остановился за территорией поместья, спрятав грузовик от посторонних глаз за старым сараем.
Я не знал, как всё пройдёт. Но если мы выберемся, я хотел быть уверенным в том, что грузовик готов к нашему отъезду.
Из всех подонков, Эрншоу был единственным, на кого сыщик почти ничего не смог накопать. Он никогда не покидал свой дом. Не выходил оттуда уже два года. Согласно информации частного детектива, у него не было охранников. Никаких признаков домработницы. Время от времени к нему приезжал курьер. Сыщику не удалось узнать, что он ему доставлял.
Меня это совсем не удивило. Эрншоу всегда был умным. Творцом того поганого образа жизни, который он вел вместе с дядями. Шахматистом, играющим всеми нами, словно грёбаными пешками. Он никогда меня не трогал. И я не знал, прикасался ли он к Куколке. В своих разговорах с Эллис она никогда о нём не упоминала.
Но я точно знал, что он трогал всех тех детей, которых им привозили ночью. Пригоняли на грузовиках, чёрт подери. У меня холодела кровь при одной мысли о том, что доставляли ему прямо к дверям. Снова дети из приемных семей. Опекуны, которым заплатили тысячи долларов за поставку потенциальных жертв.
— Кролик? — вырвал меня из раздумий голос Куколки. — Ты готов?
Я кивнул, глядя, как она сидит в своём синем платье, полосатых чулках и с короной на голове. Ее макияж был просто безупречен. Потом я взглянул на шрамы у нее на руках. Те, самые, что она наносила себе, когда начала сходить с ума. Наносила себе из-за всего того, что он натворил. Когда он отправил меня в тот ад, в Водонапорную башню. Обрёк на бесконечные дни в темноте, вдали от Куколки.
Моя кровь закипела, словно стоящий на огне чайник. Он в ответе за все это. Это он привел меня в тот гребаный кабинет и напоил виски. День за днем накачивал меня до отключки, чтобы меня трахал Чеширский Кот. Держал меня и жестко трахал.
Это он взял Куколку и на десятый День рожденья отдал ее Бармаглоту. Человеку, за столько лет причинившему ей столько боли, что ее сознание отгородилось от реальной жизни, и она превратилась в зомби. В оболочку той маленькой девочки, которая любила петь, танцевать и устраивала со мной воображаемые чаепития.
С мальчиком, которого она любила… которого услали за убийство одного из них.
Этот урод заслуживал смерти.
— Кролик? — снова спросила Куколка.
Кивнув, я вышел из грузовика. Я взял трость, подошел к пассажирской двери и, подняв Куколку на руки, поставил ее на длинную траву. Ночь была душной и влажной. Куколка держала в левой руке голову своей куклы. Нож с пистолетом она сунула за пояс.
Куколка скользнула рукой в мою ладонь. Я посмотрел на наши сцепленные пальцы. Мы теперь всегда так делали. С той ночи на поле она никогда меня не отпускала. С тех пор я спал с ней так только один раз. Я был не способен на… романтику. Я хотел большего. Хотел крови. Борьбы.
Куколка тоже этого хотела. Но также она хотела, чтобы я был с ней нежным. Ласковым. Чтобы после стольких лет потерь и одиночества, она была рядом со мной, чтобы она была счастлива. И на такую жертву я был готов пойти.
Как только у нас впереди замаячил дом, я остановился. Повернувшись к Куколке, я сказал:
— Я не знаю, что нас там ждет.
Я погладил ее по щеке, подкрашенной румянами, которые она так мастерски нанесла на свою фарфоровую кожу. Я жадно вглядывался в ее огромные голубые глаза, пытаясь сохранить их в памяти… на всякий случай.