Болотные огни(Роман)
Шрифт:
— Уж не в вас ли это наш Ряба влюблен? — улыбаясь спросил он.
Она неожиданно пришла в страшное волнение:
— Пожалуйста, пожалуйста, скажите ему, чтобы он никогда, никогда этого не делал. Чтобы не ждал меня, не разговаривал, не смотрел…
— Уж и не смотрел.
— Пожалуйста, о пожалуйста…
Она дрожала. С весельем у них что-то не получалось.
— Вам холодно?
— Да, мне немного холодно.
Борис встал и пошел к себе за курткой. Он был в недоумении. «Странная девушка, — думал он, — и говорит что-то странно. Не знаешь, как и подступиться». Но когда он вернулся, она тотчас заговорила:
— Я вижу, вы не понимаете, я вам сейчас объясню. Нет, не объясню, а расскажу одну историю, одну сказку, — не помню, где я ее читала. Шел путник, и в горах повстречалась ему чума. Она взяла его за ворот и заставила идти с ней вместе. Он просил, умолял, ничего не помогало. С тех пор, куда бы он ни являлся, он всюду приводил с собою смерть. Вот точно так же и я.
«Да она с ума сошла!» — подумал Борис.
— Вы любите играть на сцене? — поспешно спросил он.
— Однако между мной и путником есть разница, — продолжала она. — Он почему-то должен был идти с места на место и не мог умереть. А я могу.
Она говорила все это очень просто — ни тени кокетства или наигрыша не было в ее тоне.
— Я даже пробовала однажды, — мягко и насмешливо улыбаясь, сказала она, — пошла бросаться под поезд. Да все только рядом шла, колеса большие, стучат об рельсы, никак не могу. А тут еще вижу — встречный летит. Показалось мне, что рано еще, что я еще чего-то не додумала, чего-то не доделала, что это я всегда успею. Сбежала я вниз с насыпи — вот и все. А уж он мимо летел — страшно смотреть.
Борис молча слушал. «Что же это может быть? — размышлял он. — Что за смерть ведет она с собою. Есть ли в этом смысл?»
— Да, я очень люблю играть на сцене, я ведь тогда исчезаю и становлюсь свободной, — сказала она, — я даже и не знаю, как все это у меня получается— и Катерина, и Лариса. Может быть, потому, что они обязательно должны умереть, а это я хорошо понимаю.
— Э, все это старые пьесы, мы напишем новые, где героини борются и не умирают.
— Сколько я видела мертвых! — продолжала она, не слушая. — Люди ужасно жестоки. Вы, наверно, даже и не знаете, какие они жестокие и неприступные.
— Не все.
— Для меня все. Или почти все, но это ведь значения не имеет, — все, что со мной, все равно погибают.
«Да что же это такое, — говорил себе Борис, чувствуя, что начинает поддаваться ее странной уверенности, — дурной сон какой-то».
— Неужели нет людей, которые могли бы помочь вам?
— Что вы! — ответила она с той беспечностью, с какой говорят люди о делах давно решенных.
Ничего подобного Борис в жизни не встречал.
— А теперь уж я расскажу вам одну историю, — решительно сказал он, — историю одной девушки.
И он начал рассказывать о Ленке. Он рассказывал все, что знал от Берестова и работников губрозыска. Фронт, агитпоезд, операция у Камышовки. Он говорил уже для себя, почти позабыв про свою собеседницу.
— Вы женаты, Боря? — вдруг спросила она.
— Был, — кратко ответил Борис.
Нет, рассказанная история не заинтересовала ее. Своим женским чутьем она поняла только одно: Борис говорит о девушке, которую любил, и это единственное, что показалось ей достойным внимания.
— Вы любите кого-нибудь? — спросил в свою очередь он и тотчас же раскаялся в этом вопросе.
Она побледнела. «Ах да, ведь все, кто с ней, обречены на смерть. Что за нелепость, в конце концов! Неужели никак нельзя к ней подступиться?»
— Как вас зовут?
— Маша.
— Слушайте, Маша, я не понимаю, о чем вы говорите, и не знаю, что за несчастье случилось с вами, но послушайте меня…
Он не знал, какие слова найти, чтобы убедить ее.
— Поверьте мне, ну просто поверьте на слово, что люди всегда могут друг другу помочь. Человек не может быть один. Ну есть у вас отец, мать, брат?
Этого тоже не следовало спрашивать. Маша бледнела все больше и опять стала дрожать.
— У нас осталось еще два ломтика, — поспешно сказал Борис, — прошу.
Она улыбнулась:
— Вы очень, очень добрый.
Как он заметил, она вообще легко приходила в волнение и легко успокаивалась.
— А знаете, я даже ее саму видела, — сказала она не без гордости.
— Кого?
— Да смерть же. Она даже и не такая страшная. Стояла ночью у переулка и меня поджидала. А потом ушла.
«Так вот все-таки что это такое…»
— В вашей самодеятельности, — сказал он, — работает такой смешной дядька с серебряной палкой…
— Смешной? — Маша смотрела на него широко открытыми глазами. — Это вы о Ростиславе Петровиче? Он же замечательный человек, лучший человек на земле! Я прошу вас, если вам случится, сделайте ему что-нибудь хорошее, самое хорошее, что только можете. Ах, какое счастье он дает нам в театре, если бы вы только знали!
Борис был удивлен пылкостью, с какой она говорила.
Перед тем как расстаться с ней, он попробовал предпринять последнюю попытку:
— Решитесь, расскажите кому-нибудь о своих тревогах, кому-нибудь, какому-нибудь хорошему человеку. И окажется, что все не так уж и страшно. Ну хотите, пойдем завтра к Денису Петровичу?
— Берестову? Так ведь это то же самое, что броситься под поезд, — убежденно сказала она, — совершенно то же самое, уверяю вас.
С Ростиславом Петровичем, иначе говоря — с Асмодеем, Борис встретился следующей ночью, когда шел домой.