Болотный клад
Шрифт:
– Вроде как музей. Там в давние годы была графская усадьба. И в ней поэт жил, не помню, как звался. От музея там одна комната осталась. Там Ариаднин брат живет, караулит.
– А чего там караулить?
– Вообще-то особо нечего. Два кресла, столик на ножках, какие-то портреты и веер сломанный. Да, и стихи поэта. Как же его?… Или Брянский, или Тамбовский.
– Поэты так не называются, – со знанием дела возразил Алешка. – Тамбовский! Окорок, что ли? А Брянский? Волк? Скажи еще «Тульский» – пряник.
– А
– А то! Мы, Оболенские, такие. Нам грязный палец в рот не клади.
– Откусите? – усмехнулась Танька.
– Выплюнем!
Пузатая горушка с графской развалиной осталась в стороне, и открылся широкий полевой простор. А за простором – ладная деревушка Журавли.
Алешка огляделся, пожал плечами:
– Ну и где тут у вас журавли курлычут? Что-то не слышно.
Танька ехидно засмеялась:
– Это другие журавли. Они не курлычут – они скрипят. Сейчас услышишь
Из ближнего дома вышла бабулька с ведрами и направилась тропкой к колодцу. За ней лениво шла лохматая коза, потряхивая бородкой и нежно помекивая. Бабулька поставила ведра на приступочку возле сруба, поймала висящую над головой деревянную бадейку, схваченную блестящими обручами. Бадейка висела на длинной жердине, прикрепленной вверху еще к одной жерди. А та опиралась на высоченный столб. На другом конце этой жерди был примотан проволокой обрезок рельса. Для баланса. В общем, качели какие-то.
Бабуля, легонько перебирая жердь, опустила бадейку в глубину колодца и, так же легко вытащив ее, поставила на край сруба. Перелила воду в одно ведро, повторила операцию. Жердины при этом скрипели и покрякивали.
– Понял? – спросила Танька Алешку. – Это и есть журавль. Скрипучий.
– А похож, – одобрил Алешка. – Будто настоящий журавель на одной ноге стоит. И шея длинная. И своим клювом из колодца лягушек вытаскивает.
– И скрипит, – сказала Танька. – Будто курлычет. Потому деревня и прозывается Журавли. Здесь у всех такие колодцы – деревня на горке, вода глубоко, без журавля никак воды не достать.
Бабулька тем временем поставила одно ведро на траву – коза тут же подошла и жадно припала к воде.
– Любит Майка живую воду, – объяснила бабулька, перевязывая платочек на седой голове. – И молоко от ней такое чистое, светлое. Пользительное, вроде аспирина. Хотите спробовать?
Я ничего не успел сказать, как Алешка уже выскочил:
– А то! Я козлиное молоко только раз в жизни пробовал. В далеком детстве.
Соврал, как обычно. Чтобы приятное человеку сказать.
– Сей момент, – поспешила бабуля. Подхватила было ведра, но мы с Танькой успели ее опередить. – Вот спасибо, милки. Такие вы симпатичные. Прямо жених и невеста.
– Это я жених, – сказал Алешка. – А он брат жениха.
Танька рассмеялась, бабулька тоже, прижимая ладошку к
– Аржаной, – похвалилась бабулька. – Сама испекла. Малой, ну-ка бери горбушечку, в ней вся хлебная сила.
Алешка не подкачал насчет хлебной силы. Смолотил две горбушечки и выдул две кружки молока. Отдышался:
– Давненько я аржаного хлебушка с козлиным молочком не пробовал. Лет десять, наверное.
Бабулька посмотрела на него, с сочувствием склонив к плечу голову:
– А то пойдем, малой, я тебе щец налью. Уж больно ты худощавенький. В папку али в мамку?
– В братика, – сказал Алешка.
Я давно уже выбирал время, чтобы дать ему «ползатыльник», но Алешка меня опередил:
– Ну и чего ты расселся? Мы что, молоко пришли обедать? Или журавлей ловить? А танки кто будет из грязи вытаскивать?
– Танки грязи не боятся! – сказала Танька и смахнула с губы молочные усы. – Пошли!
Дед Семен Михеич Федосеев жил на самом краю Журавлей, над заросшим оврагом. Но мы в тот день до него так и не дошли. Едва отдышались от неожиданного угощения, а навстречу нам затарахтел трактор дяди Юры с прицепленной тележкой на разных колесах. Одно колесо вовсю болталось, вот-вот сорвется с оси.
Я замахал дяде Юре, он остановился и наполовину высунулся из кабины.
– Дядь Юр, колесо потеряешь.
– Наплюнуть. У меня этих колес полон двор. – Ему было просто лень заниматься колесом: все ехал бы и ехал – туда – не знаю куда.
– Давайте нам домкрат и ключ, поможем.
– И где я его возьму, этот домкрат? Поди, дома остался. – Дядя Юра поскреб затылок. – Однако ключ есть.
Мы стали кое-как затягивать гайки на колесе. Дядя Юра топтался рядом. Одной гайки не хватило – успела соскочить и потеряться.
– Наплюнуть, – сказал дядя Юра. – У меня этих гаек цельное ведро. Ну что, готово, буду ехать?
И тут Алешка выдал:
– Дядь Юр, тебя наш папа просил зайти.
Дядя Юра облизнулся:
– На шашлык?
– На березовую кашу, – сказал Алешка.
– Почто? – удивился дядя Юра. Но не очень.
– Папа хочет спросить, дядь Юр, – брякнул Алешка, – ты кому школьное отопление продал?
У дяди Юры воротами распахнулся рот, а потом лязгнули зубы:
– Ты что, малой? Какое-такое отопление?
– Это тебе папа объяснит, – Алешка разве что не зевнул с безразличием и повернулся к нему спиной: – Едем дальше.
– Постой, постой! – дядя Юра засуетился. – Это кто же на меня набрехал? Что проспал ту ночь, не отказываюсь. Неведомо, как сон меня сморил. Но чтоб чужое продать, у Юрки не водится. Так и скажи бате. У Юрки крадут, а сам Юрий Иванович – никогда!