Болотный клад
Шрифт:
– …ты, Дим, сам подумай! Может, в этом танке наш дед воевал…
– Прадед, – поправил я машинально.
– Какая разница, в общем, наш потомок…
– Предок, – опять поправил я. Надеюсь, моим потомкам воевать не придется.
Но Алешка, похоже, меня не слышал:
– Или чей-нибудь другой дед или потомок. Он защищал нашу страну от фашистов! А если бы не защитил, ничего бы у нас не было. Никаких наших родителей. И нас с тобой тоже не было бы. – Тут он замолчал – самому, наверное, стало страшно. – И неужели мы с тобой, предки этих молодых солдат, оставим
Алешка, хоть и путал предков и потомков, задел меня здорово – какая-то третья совесть внутри меня зашевелилась.
– Мы с тобой вытащим этот танк и поставим его возле школы имени героя Чижика. Танькин птичник покрасит его зеленой краской и нарисует на башне красные звездочки! И мы с тобой будем гордиться. Тебе хочется гордиться?
Вообще-то мне спать хочется. Но если я сейчас скажу об этом Алешке, то навсегда потеряю свой авторитет старшего брата.
– Лех, я с тобой согласен, но ты подумай – как нам этот танк отыскать в каком-то болоте? Семьдесят лет прошло, даже больше, и никто не знает этого места.
– Дед Семен знает! – запальчиво возразил Алешка. – Нашел он этот танк один раз, найдет и второй.
– Как у тебя все просто. Деду вон сколько лет! Он уже ничего не помнит.
– Это ты ничего не помнишь! А я помню: наш дедушка говорил: «Куда очки только что положил – не помню. А вот как первый раз в школу пошел – помню как сейчас». У них, Дим, у стариков, всегда так: тут помню, а там не помню.
– Помню – не помню… Ну найдем мы танк, а дальше что? Он наверняка по самые уши в землю ушел. Совочками будем откапывать? – Я так рассердился, что у меня даже сон пропал. Еще и потому, что знал: если Алешка что-то задумал, то мы все так закрутимся, что мама не горюй.
– Главное, Дим, найти. А уж как вытащить, я что-нибудь придумаю. Вон дядю Юру позовем с его трактором, на буксир возьмет!
– Ага, и по дороге он танк потеряет.
Мы так заржали, что, наверное, мама вздрогнула и проснулась. И думает – откуда у нас на участке табун лошадей?
Я уткнулся носом в подушку, чтобы сдержать смех, а когда поднял голову, Алешка уже мирно сопел. Ну правильно: сделал свое дело – и уснул. С чистыми ногами. И с чистой совестью.
Едва мы выползли утром на крылечко, потягиваясь и позевывая, возле калитки раздался оглушительный заливистый свист. И тут же со стороны нового дома отозвалась наша мама:
– Алексей, прекрати сейчас же!
– Это не он! Здрасьте! – Танька уже входила в калитку. – Это я!
– Это Таня, которая не боится воды? – деликатно спросила мама.
– И грязи! – добавил, уточняя, Алешка. – И козы Майки.
– Привет, – сказала Танька. – Вы готовы?
– Они еще не завтракали и не умывались, – сказала мама.
– Подумаешь, я тоже не завтракала.
– Вот вместе и позавтракаем.
– А чем? – Танька сощурила хитрые глаза.
– Да, – подхватил Алешка, – что у тебя сегодня в репертуаре?
– В меню, ты хочешь сказать? Пирожки с молоком устроят?
– Лучше с мясом, – сказала Танька, а мама улыбнулась – Танька ей явно глянулась.
За завтраком Танька понравилась не только маме, которая с удовольствием наблюдала, как она сметает пирожок за пирожком. Даже дядя Боря оживился. Обычно он пьет утренний чай неторопливо и со вкусом. При этом пыхтит и отдувается. А тут, испуганно глядя на быстро убывающие с блюда пирожки, зачастил, явно стараясь обогнать Таньку. Последний пирожок они ухватили одновременно.
– Боря, – сказала мама, – ты же офицер, настоящий полковник. Уступи даме.
– Танька, уступи старшему по званию, – сказал Алешка.
И Танька, и дядя Боря «обавременно» выпустили пирожок. Который тут же подхватил Алешка.
– Это мне премия, – объяснил он, – за то, что ноги холодной водой вчера помыл.
Тут мама обиделась:
– Я, например, каждый день умываюсь! И где мне премии?
– А ты не умывайся, – посоветовал Алешка. – И обидно не будет.
– Более-менее логично, – сказал дядя Боря и, вздохнув, повернулся к папе: – Пойдем работать, Сережа, раз уж эти бездельники все съели.
Домик деда Семена навис прямо над оврагом, на дне которого чуть слышно журчал ручей. И смотрелся этот домик как в старой сказке. Алешка даже немножко прибалдел:
– Ты чего, Танька, к Бабе-яге нас привела? Ей на обед?
– Испугался? – засмеялась Танька. – И правильно сделал. Этот дом раньше, очень давно, был деревенской кузницей. А кузнецы всегда считались колдунами. Видишь, дом на дубовых пеньках стоит, по-старинному.
И правда – избушка на курьих ножках. Да еще на земляной крыше поганки во весь рост вытянулись, черный ворон на закоптелой трубе клюв чистит – будто только что добрым молодцем пообедал. А на приступочке крыльца умывается после еды черный кот с белой грудкой.
– Не слабо, – сказал Алешка.
Но перед домом мирно и весело цвели какие-то цветики, ветерок выдувал наружу оконные занавески – будто домик приветливо махал нам платочками, звенел в зеленом овраге ручеек по камешкам…
Но вдруг где-то невдалеке, почти за домом, звонко протрещала автоматная или пулеметная очередь.
Глава IV
Две сосны меж двух березок
– Ни фига! – подскочил Алешка. И мы с ним переглянулись.
А Танька только усмехнулась и хлопнула в ладоши. Что-то она часто хихикает.
– Пирогов объелась? – прямо спросил Алешка.
– Да это Санька. Пулемет испытывает. Для музея.
– Пошли посмотрим!
– Он не покажет. Пока не доделает, ни за что не покажет.
– А то мы будем спрашивать! – Алешка воинственно насупился. – Фиг ему без масла!
– Да он нас не пустит, и все, – объяснила Танька. – Он запирается в сарае и даже ставень на окне закрывает.
– Подпольщик! – Алешке жуть как хотелось пострелять из пулемета…
Надо сказать, что такой опыт у него уже есть. Когда-то ему довелось вместе с одним Снежным человеком отбивать пулеметом нападение морских бандитов. Впрочем, об этом я уже рассказывал…