Большая грудь, широкий зад

Янь Мо

Хотелось брести и брести в этой воде, и неважно, что тяжело. Но к действительности его вернула дамба, на которой, обхватив плечи руками, стояли работники хозяйства. Над водой, неспешно текущей вровень с ней, — ни ласточек, ни чаек. На юго-западе под белой пеленой дождя виднелся Далань, со всех сторон неслись беспорядочные звуки водной стихии.

Когда скрылось под водой и большое, крытое красной черепицей зернохранилище, на месте госхоза ничего не осталось. На дамбе заплакали — всхлипывали и левые, и правые.

— Не плакать, товарищи! — хрипло кричал, мотая седой головой, завхозяйством Ли Ду, то бишь Лу Лижэнь, которого мало кто знал в лицо. — Крепитесь! Надо сплотиться, и тогда любые трудности будут по плечу… — Он вдруг схватился за грудь, стал

оседать и, несмотря на попытки завканцелярией удержать его, рухнул в грязь.

— Кто-нибудь смыслит в медицине? Врача, врача скорее! — завопил тот.

Подбежала Цяо Циша и мужчина из правых. Они проверили пульс заведующего, подняли веки, ущипнули точку жэньчжун под носом и хэгу — между большим и указательным пальцами, но тщетно.

— Готов, — безразличным тоном произнёс правый. — Инфаркт.

Ма Жуйлянь открыла рот и взвыла голосом Шангуань Паньди.

Опустилась ночь, люди на дамбе сдвинулись поближе друг к другу, чтобы согреться. Мигая зелёными огнями, пролетел самолёт. Вспыхнула какая-то надежда, но он промелькнул, как комета, и больше не возвращался. Около полуночи дождь перестал, и завели своё оглушительное пение бесчисленные лягушки. Несколько звёздочек мерцали на небе так слабо, что, казалось, вот-вот упадут. Когда замолкали лягушки, было слышно, как шелестит от ветра листва проплывающих мимо деревьев. Кто-то прыгнул в воду, словно взыграла большая рыбина. Никто не позвал на помощь, никто особо и внимания на это не обратил. Через некоторое время в воду прыгнул ещё один — полное равнодушие.

В мерцающем свете звёзд к Цзиньтуну подошли Цяо Циша и Хо Лина.

— Хочу рассказать тебе, кто я, вот так — через посредника, — сказала Цяо Циша. И заговорила по-русски, обращаясь к Хо Лина. Та без каких-либо эмоций, ровным голосом начала переводить:

— Когда мне было четыре года, меня продали женщине из русских белогвардейцев. Никто не знает, зачем ей понадобилось покупать и удочерять китайскую девочку. — Цяо Циша продолжала говорить по-русски, Хо Лина переводила: — Потом эта женщина умерла от пьянства, я стала бродяжничать, пока меня не приютил начальник железнодорожной станции. У него в семье ко мне относились очень хорошо, как к родной. Жили они в достатке, и я могла ходить в школу. После Освобождения поступила в медицинский институт. Когда проходила кампания «Пусть расцветают сто цветов», [168] я сказала, что среди бедняков тоже встречаются негодяи, а среди богатых есть святые, и меня заклеймили как правую. Должно быть, я твоя седьмая сестра.

168

Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто учёных — кратковременная, но широкомасштабная кампания за гласность и критику, развёрнутая под этим лозунгом в начале 1957 г. и положившая начало многолетней травли «буржуазных правых элементов».

Цяо Циша благодарно пожала руку Хо Лина. Взяв Цзиньтуна за локоть, она отвела его в сторону и тихо проговорила:

— Я слышала о твоём деле. Я училась медицине, поэтому скажи мне откровенно: ты был близок с этой женщиной до того, как она покончила жизнь самоубийством?

— После… — замялся Цзиньтун. — После того, как она застрелилась.

— Какая мерзость! Начальник службы безопасности оказался болваном. Наводнение спасло твою низкую душонку, это ты хоть понимаешь? — Цзиньтун тупо кивнул. — Я видела, её труп уже унесло, улик против тебя нет.

Тебе нужно упорно отрицать, что у тебя с ней что-то было, если, конечно, мы выживем, — спокойно проговорила эта женщина, считавшая себя моей седьмой сестрой.

Всё вышло как и предвидела Цяо Циша: наводнение оказало Цзиньтуну большую услугу. К тому времени, когда начальник следственного отдела уездного отделения госбезопасности и судмедэксперт прибыли на резиновой лодке на дамбу, половина людей лежала в голодном обмороке. Остальные сидели на корточках и жевали, как лошади, выловленную из реки гнилую траву. Когда следователь с медэкспертом вышли из лодки, их окружила толпа выживших в надежде получить хоть что-нибудь съестное. Но те представили документы и вытащили пистолеты, заявив, что у них приказ расследовать дело об изнасиловании и убийстве женщины-героя. Толпа ответила злобными ругательствами. Чернобровый следователь с грозным взглядом обошёл всю дамбу, ища руководителя.

— Вот кто руководитель, — указали ему на вздувшийся труп Лу Лижэня, у которого даже пуговицы на френче отлетели.

Зажав нос, следователь обошёл вокруг разлагающегося тела, над которым кружилась туча мух, и двинулся дальше, на этот раз в поисках начальника службы безопасности хозяйства, который сообщил об убийстве по телефону. Ему сказали, что начальника видели три дня назад, он плыл на доске вниз по течению. Следователь остановился перед Цзи Цюнчжи, и они обменялись холодными взглядами, за которыми крылась целая палитра чувств, переживаемых разведёнными мужчиной и женщиной.

— Нынче человеку помереть всё равно что собаке сдохнуть, верно? Что тут ещё расследовать! — проговорила она.

Следователь бросил взгляд на плавающие возле дамбы трупы людей и животных:

— Это не одно и то же.

Они с медэкспертом разыскали Цзиньтуна и устроили ему допрос с применением различных психологических методов. Но Цзиньтун держался стойко и последней тайны не выдал.

Несколько дней спустя дотошный следователь и медэксперт, лазая по колено в жидкой грязи, нашли-таки зацепившийся за проволоку труп Лун Цинпин. Когда медэксперт фотографировал её, тело разлетелось, как бомба с часовым механизмом. Клейкой массой, в которую превратились кожа и плоть, забрызгало поверхность воды на половину му вокруг. На проволоке остался скелет, с которого всё будто ножом соскоблили. Медэксперт осторожно взял череп с отверстием от пули и стал разглядывать со всех сторон. Вывод он сделал неоднозначный: при выстреле ствол был прижат к виску, — возможно, это самоубийство, но версию убийства тоже нельзя отбрасывать.

Они вознамерились было забрать Цзиньтуна с собой, но их окружили правые.

— Да вы глаза-то откройте и посмотрите как следует на этого ребёнка! — наступала Цзи Цюнчжи, пользуясь своими особыми отношениями со следователем. — Разве он похож на насильника и убийцу? Та женщина — вот это действительно был злой дух, жуть одна. А этот мальчик когда-то в моём классе учился.

От голода и вони следователь и сам был близок к тому, чтобы сигануть в реку и свести счёты с жизнью.

— Дело закрыто, — заявил он. — Лун Цинпин не убита, она покончила с собой.

Они с медэкспертом вскочили в лодку, собираясь идти вверх по течению, но лодка развернулась, и её быстро понесло вниз.

Глава 43

Весной тысяча девятьсот шестидесятого года свирепствовал голод, и члены бригады правых госхоза «Цзяолунхэ» превратились в настоящих жвачных животных. Каждому полагалось ежедневно полтора ляна зерна, но если учесть, что свою долю брали завскладом, завстоловой и другие ответственные лица на разных уровнях, то до стола правых доходила лишь чашка жидкой каши, в которую можно было смотреться как в зеркало. Тем не менее правые отстроили заново все службы хозяйства и с помощью солдат миномётного полка, расквартированного поблизости, засадили несколько десятков тысяч му раскисшей земли оставшейся с прошлой осени яровой пшеницей. Чтобы отвадить воров, в семена подмешали сильных ядохимикатов. Химикаты оказались настолько ядовитыми, что после посадки поле покрылось плотным слоем дохлых медведок, червей, а также самых разных мелких букашек, названий которых не знал даже Фан Хуавэнь, биолог из правых. Падали замертво со свёрнутой набок шеей клевавшие этих насекомых птицы, подыхали, корчась в судорогах, поедавшие этих птиц дикие звери.