Большая и грязная любовь
Шрифт:
Едва вышли из подъезда, в лицо ударил порыв холодного ветра. Я слегка покачнулась – каблуки-то тонкие, и тесней прижалась к Глебу. Не сразу поняла, почему шеф напрягся. И парня, который стоял в трех шагах, заметила не сразу. Ну а когда заметила…
Черт.
Сердце ухнуло в желудок, дыхание перехватило, по спине ледяной змейкой заскользил страх. Как его зовут? Нет, не помню. Но лицо и эту манеру держаться не забуду никогда.
В этой, настоящей, реальности он предстал таким же – широкоплечим, дерганым, чуточку всклокоченным. Одет был в уже виденные
– Что ты здесь делаешь? – спросил Глеб сурово.
Оборотень мотнул головой. Кажется, только сейчас заметил инкуба. Глаза цвета расплавленного золота сузились, на покрытых легкой щетиной щеках вздулись желваки.
– Добрый день, Глеб Игоревич, – выдержав паузу, сказал парень. – Очень рад встрече.
Потом повернулся, отвесил шутовской поклон и добавил… едко:
– Кристина Анатольевна. Вы несказанно хороши сегодня. Впрочем, как и всегда.
Наверное, мне тоже следовало поздороваться, но я не смогла. Просто не смогла и все.
– Что ты здесь делаешь? – повторил верховный судья, раздражаясь.
Оборотень пожал плечами, кивнул на подъезд.
– К маме пришел. Она на Вальтеза работает.
– Ясно, – процедил Глеб и, не обращая более никакого внимания на парня, повел меня к машине.
Я уходила не оглядываясь, хотя оглянуться хотелось очень. Просто бывший клиент «Шерри-кат» таким презрением напоследок окатил и такую ухмылку выдал, словно я… черт, я таким дерьмом себя почувствовала!
Желание оправдаться, объяснить… оно подсознательным было. Но я стиснула зубы и, даже оказавшись под прикрытием тонированного стекла, не повернулась, не глянула.
– Поехали, – рыкнул шеф, усаживаясь на кожаный диванчик. Перегородка между салоном и водителем была опущена, так что спешный кивок Гены я видела и исполненный удивления взгляд – тоже.
Брюнет протянул руку, предлагая придвинуться. Я переползла ближе и сразу же оказалась прижата к мощному горячему телу. Глеб злился, причем очень.
– Это тот самый оборотень, – прошептала я.
– Я понял.
Тишина, овеявшая салон, была, мягко говоря, зловещей. Потом Глеб дотянулся до кнопки, которая перегородку поднимает, и едва Гена остался наедине с дорогой, а мы друг с другом, сказал:
– Крис, от меня ни на шаг.
Страх обернулся ужасом. Я не могла не спросить:
– Все так плохо?
Инкуб усмехнулся невесело, ответил:
– Нет, но рисковать не хочу. До тех пор пока не разберусь со всеми твоими… ухажерами, – это слово прозвучало весьма ядовито, – без меня никуда. Ясно?
Не знаю, что должна чувствовать нормальная взрослая женщина в такой ситуации, лично я… о бутерброде подумала. Надкушенном. А что? Очень я на этот самый бутерброд похожа. По всем, блин, параметрам.
И так больно, так обидно стало…
– Розочка, что с тобой?
Кажется, улавливать настроение входит у
– Да ничего. Все в порядке. – Голос предательски дрогнул, а инкуб…
– Крис, что опять? – Да, властно брать за подбородок и заставлять смотреть в глаза – тоже уже привычка. Или рефлекс?
– Ничего.
– Кри-ис…
Я все-таки не выдержала.
– Почему так хочешь оградить меня от «ухажеров»? Зачем?
На лице инкуба отразилась легкая растерянность, изумрудные глаза как будто потускнели. А я вдруг поняла – это в той, в подстроенной реальности, Глеб Игоревич… запал. А в этой, в настоящей, я по-прежнему неиссякаемый источник пищи. Возможно, когда-нибудь все изменится, но…
– Ладно, Глеб. Я все понимаю. Все нормально.
– Что ты понимаешь, розочка? – спросил шеф тихо.
Я лукавить не стала. В конце концов, мы взрослые люди и отношения, выстроенные на сексе, в нашем мире в порядке вещей. Это не стыдно, это нормально. Безответная любовь тоже норма. Сколько нас таких? Безнадежно влюбленных дурочек…
– Я понимаю, что я бутерброд.
– Кто?
Ой, вот только не надо делать вид, будто не расслышал!
– Я твоя еда. И поэтому ты так меня оберегаешь.
Высший инкуб шумно вздохнул, но промолчал. А я… Черт! Ну почему он молчит? Хоть бы соврал для приличия!
– Пусти, – прерывая затянувшуюся тишину, прошептала я.
Глеб среагировал не сразу, и… в общем, не отпустил, даже когда дернулась. Его руки сомкнулись на талии каменным кольцом, дыхание обожгло шею.
– Дура. – Эту реплику не столько услышала, сколько почувствовала. И согласилась.
Да, я – дура. Потому что только дура будет говорить о подобных вещах вслух. Умная будет сидеть и делать вид, что все в порядке, потому что… потому что так безопасней и проще. Нет, так действительно проще!
Может, и мне попытаться… поумнеть?
– Глеб…
– Что, розочка?
– Когда реальность сменилась во второй раз, ну то есть вернулась в нормальное состояние, я… – Уф! Как же сложно делать вид, будто ничего не произошло. – В общем, я не помню прошлую неделю. То есть помню, но неправильную, из подмененной реальности.
– Я знаю.
Знает он. Черт, мужчины! Как же ваша невозмутимость временами… бесит.
– Глеб, этот оборотень… он должен был зайти в «Шерри-кат» в прошлый понедельник. И я так понимаю, он зашел. И, скорее всего, мы общались. Не думаю, что я ответила на симпатию – парень не в моем вкусе, но… возможно, у него есть право смотреть на меня как на тварь.
– Нет у него такого права, – отрезал инкуб. Коснулся губами виска и добавил: – Крис, забудь. Не было этого оборотня в твоей жизни. И уже не будет.
Глеб сказал, а я послушалась… Действительно послушалась, потому что иначе и быть не могло. Ну какие оборотни? Какие реальности? Когда тебя целует бесконечно любимый мужчина, все остальное теряет смысл. Даже обиды на другой – не второй, а сто десятый план уходят. Нет ничего. Ничего и никого. Только он!
А ночью моя амнезия достигла апогея.