Большая игра
Шрифт:
Шок и трепет в глазах окружающих.
Вроде баба, а вроде и нет.
Однако ее сопровождало два адепта Сердца и десяток гусар. Что ставило все на свои места. Ну, в какой мере это вообще возможно. Слухи уже по всей державе ходили об этих женщинах. Но адепт Истины — редкий гость. Поэтому Тамбов, куда изволила заехать, буквально на уши встал, от этой новости. Всем хотелось посмотреть на эту диковинку.
– Где тут купец Игнат? — спросила она у ближайшего прохожего.
– Так где ему быть? У себя в лавке, вестимо.
– А где лавка?
– Вон, — кивнул прохожий, — ступайте по этой улице и направо. Там
– Брешет он! — выкрикнула какая-то баба. — Лавка Игната вон она, вишь над дверью вывеска висит. Вон та. Да.
– Врешь? — спросила сестра Агата, подойдя к прохожему ближе.
– А что ты такое, чтобы тебе правду говорить?
– Я адепт Истины, — произнесла дама, сняв перчатку и продемонстрировав перстень. — Доверенное лицо Государя. Вранье мне — вранье Государю нашему Иоанну Иоанновичу. Али ты забыл, как за слово и дело Государево ответ держать?
– Ты баба. Причем дурная, если позволила себе такой дьявольский наряд. А что за перстень то — я не ведаю.
– Дерзкий, да? — криво усмехнувшись, спросила Агата и ловким движением извлекла дагу и приставила ее к яйцам визави так быстро, что тот даже не успел пикнуть. — Сейчас повторишь?
При этом вперед выдвинулось несколько гусар, обнаживших свои клинки. Дабы никто не дергался.
– Что тебе от меня надо, госпожа? — побледнел этот мужчина.
– Имя.
– Что?
– Твое имя.
– Евсейка.
– Чей будешь?
– Я-то? Я…
– Так приказчик это Игната! — выкрикнула та же баба, что раньше этого Евсейку уличила во лжи.
– С нами пойдешь. — убрав дагу от причиндалов бедолаги, произнесла сестра Агата и кивнула гусарам. А сама надела обратно перчатку и лихо вскочила на своего коня. Кивнула болтливой бабе: — Благодарствую. — А потом пнула сапогом Евсейку в плечо и прорычала ему: — Веди.
И тот повел.
Испуганно озираясь, посеменил в сторону лавки своего господина.
– Ты зачем, дурья твоя башка, рот разевала? — спросил молчаливо наблюдавший мужчина в добротной, хоть и не дорогой одежде у той бабы, как сестра Агата со свитой удалились. — Хочешь, чтобы Игнат тебе голову потом оторвал?
– Адепт Истины, два адепта Сердца и десяток гусар. Если бы им голову морочить стали, добром бы закончилось? — грустно усмехнулась она. — Сам подумай — три доверенных лица Государя. А мы их так приняли. Нам бы тут всем потом головы оторвали. Сам видишь — баба горячая, чуть что за ножик хватается. А адепты Сердца, говорят — вообще звери. Опаснее их и нет никого на всем свете.
– То болтают.
– Можа и так. Можа и болтают, — кивнул третий прохожий. — Но то, что нам за неуважение к Государем людям, да еще доверенным, наказание бы было — дело верное.
– А Игнат?
– А что Игнат? Ежели он что вякнет или хотя бы пальцем тронет Авдотью, то ему не жить. Коли узнает кто из государевых людей. Так я говорю, а Микитка? — спросил он у второго приказчика Игната, что молчали стоял в сторонке.
– Так, — нехотя ответил тот и, обреченно как-то вздохнув, вернулся к своим заботам, которые его на площадь и привели. Какие там дела у этой «стерьви» к Игнату ему и знать не хотелось. Может и не будет у него в скорости господина. А работу делать нужно.
Но обошлось.
Для Игната обошлось.
Сестра Агата приехала за пареньком по прозвищу Волчонок. Сирота, пригретая
Это были самые крупные монеты державы, каждая из которых равнялась пяти золотым львам или серебряным медведям. А те, в свою очередь считали за полсотни новгородских денег старых или полрубля. То есть, двести пятьдесят рублей золотом. Огромные деньги!
Может быть по этой причине Игнат не только ни пальцем, ни словом не обидел Авдотью, но и денег ей немного дал. А приказчика своего Евсейку примерно наказал. И за оскорбление государевых людей, и за то, что по его вине чуть таких деньжищ не лишился. Польза от Волчонка была, но тот за всю жизнь бы не отработал, пожалуй, таких денег у него.
Так Тамбов и узнал, что адепты Истины ищут для Государевой службы людей с особыми способностями. Это и была их служба. Ибо в обычной жизни многие из этих талантов могли прозябать. А у Иоанна Иоанновича раскрыться и принести пользу великую державе и народу…
[1] Да чекан или клевец такая защита не удержит, но кинжал или саблю — более чем.
Часть 3. Глава 8
Глава 8
1482 год, 8 августа, Любек
Морская тишина.
Плеск воды, крики чаек да скрип такелажа.
В остальном — никакого шума… Отчего кажется, что тихо, ибо этот звук воспринимается скорее, как белый шум. И уже не несет никакой полезной информации.
Вот в такой тишине да по ночной мгле и шел галеон «Посейдон», приближаясь к рейду города Любека. Без огней. Без болтовни.
Он шел туда, где на рейде «отдыхали» корабли. С опущенными парусами и командами, преимущественно съехавшими на берег. Это были карраки самых разных размеров под флагами Ганзы. На них, в отличие от «Посейдона» огни ночные горели в масляных фонарях. И их было хорошо видно, чтобы запоздалый гость знал куда идти и не наткнулся ненароком на своего водоплавающего собрата.
– Пали! — коротко скомандовал Семен, когда они поравнялись с первым крупным кораблем.
И легкие бомбарды правого борта ударили, выплевывая в свою цель обычные чугунные гранаты. Для XV века весьма прогрессивные. Да, конечно, для XV века и сам факт применения гранат — уже новомодное веяние весьма модернистского толка. Однако в данном случае использовались чугунные полые шары, забитые порохом, но не с фитилем в качестве запала, а с дистанционной трубкой. То есть, небольшой деревянной трубкой, заполненную порохом, которую впихивали в гранату. Заподлицо. Чтоб не мешала снаряду лететь и поражать препятствия. С одной стороны, а с другой — это решение приводило к инициации гранаты только в момент выстрела от прорывающихся пороховых газов метательного заряда. Так что, если гранату правильно поместить в стволе, никаких проблем не будет. То есть, так, чтобы запальная трубка смотрела в сторону среза ствола, а не на казенную часть. А это решалось за счет небольших ушек-наплывов возле запального отверстия. Они мешали гранате кувыркаться в стволе раньше времени. За них же ее в ствол и помещали.