Большая интрига
Шрифт:
— Или вы все сбежите, — заметил Бреза с непонятным выражением на лице. — Я не думаю, что вы сможете выдержать вооруженную борьбу с корсарами. Я видел этих разбойников на Ямайке, а потом в Сан-Хуане на Пуэрто-Рико. Я наблюдал, как они захватывали богатые города на побережье Южной Америки! И вот, я говорю вам совершенно искренне, как только я из своих окон увижу их черный флаг, то немедленно побегу, куда глаза глядят, пусть даже после этого меня будут считать самым трусливым человеком на всем архипелаге! По мне, лучше быть живым трусом, чем мертвым храбрецом! Вы еще не знаете этих людей! Храни
Само по себе то, что он обычно молчал, а тут так убежденно, со знанием дела заговорил, настолько поразило всех присутствующих, что установилось мертвое молчание, которое все же прервал Бурле:
— Ну, нам еще далеко до этого! Тише едешь, дальше будешь, не надо слишком торопиться. Давайте делать все по порядку: первая наша цель — убрать мадам дю Парке. У нас есть возможность добиться этого. Кто нам может в этом помешать?
Босолей повернулся к Демарецу, который до этого момента слушал, не произнеся ни слова, а только пил ром, но лицо его оставалось таким же невыразительным, как и в начале разговора, и предложил:
— Давайте спросим у нашего друга Демареца, что случилось за последнее время в Горном замке? Ведь генеральша тоже в курсе случая с «Быком»? Что она говорила по этому поводу, как восприняла случившееся?
Демарец, казалось, очнулся от глубокого сна.
— Вы все знаете, — начал он, — что в замке живет шевалье из Шотландии, из которого я бы с удовольствием сварил бы похлебку и накормил этих грязных негров. Какую роль он играет в замке, я не знаю. Точно не могу сказать… Он все крутится вокруг моей Жюли… Мы с ней собирались пожениться, но с тех пор, как в замке появился этот иностранец, Жюли думает только о нем. А он что делает в это время? Я видел, как ночью он переходит из одной комнаты в другую. Час он проводит с мадемуазель де Франсийон. Там он с ней разговаривает, а потом бежит к генеральше и там тоже разговаривает, обсуждает всякие дела…
— Очень интересно, — заметил Пленвилль. — Но, но вашему мнению, до какой степени интимности доходят его отношения с этими различными женщинами?
Демарец покачал своей крупной с низким лбом головой:
— Похоже, что этот шевалье там для постельных дел…
Общий смех завершил сказанное. Казалось, что это всеобщее веселье оскорбило слугу, и он настойчиво повторил:
— Так оно и есть! Я правильно сказал, что похоже, будто он в замке для постельных дел! Я не могу сказать, что за комедия разыгрывается там, но тот, у кого достаточно смелости не поспать ночь, увидит, что в Горном замке происходят очень странные вещи! По всему дому только и видно одного этого шотландца! Не успеет он выйти от моей Жюли, как тут же попадает к мадемуазель де Франсийон! Через час он уже у генеральши, и неизвестно, когда он оттуда выходит, а если и выходит, то для того, чтобы вернуться к мадемуазель Луизе! Его нельзя застать только в своей собственной комнате!
— Нам было бы очень полезно знать, что у генеральши есть любовник, — и Бурле поднял вверх свой палец, похожий на засохший росток бамбука.
— Гм, гм, — произнес колонист из Карбе. — Шотландец! Еще недавно мы были в состоянии войны с этой страной. И я полагаю, что во Франции, у кардинала Мазарини, еще не до конца решили,
— Это измена! — подтвердил Виньон. — Эта шлюха собирается предать нас врагу!
— Мне тоже так кажется! — произнес чей-то голос.
Однако Пленвилль вернул внимание к более реальным фактам:
— История с «Быком», — он повернулся к Демарецу, — известна генеральше. Что она о ней говорила?
Слуга ответил:
— Вчера ночью майор пришел ко мне прямо из замка и велел приехать сюда. К тому же он дал мне кошелек с двадцатью пистолями, который у меня сейчас с собой. После того, как майор ушел, генеральша, которая была чем-то сильно недовольна, позвала к себе шевалье, и они вместе заперлись в комнате мадам дю Парке. Я тихо поднялся наверх и стал подслушивать. Они долго говорили об этом деле с «Быком».
Мобрей, видно, тоже был недоволен. Сначала он очень разозлился, потом стал смеяться и сказал генеральше, что есть только один способ, как ей отразить удар по ее престижу. Он ей сказал: «Велите немедленно арестовать Мерри Рулза…»
При последних словах раздались крики ужаса и возмущения, потом послышались общий шум, ругань.
— Этого не может быть! — завопил Босолей.
— Черт возьми! Подлая шлюха!
Для всех эта новость была такой же важной, как и недавнее сообщение о предательстве.
— Арестовать Мерри Рулза! — повторял Сигали, который не мог поверить собственным ушам.
— Да, да, — повторил Демарец, — Мобрей потребовал именно этого: Мерри Рулза и все его окружение немедленно посадить в тюрьму!
Это еще сильнее возбудило общее волнение. От испуга у всех перехватило горло, но Виньон все же сумел спросить:
— А они называли какие-нибудь имена?
— Нет, они только говорили о непосредственном окружении, о непосредственном и опасном окружении майора.
— Это, стало быть, все мы, — заметил Босолей и посмотрел на Пленвилля неуверенно, но довольно выразительно.
Заговорщики почувствовали, что почти пойманы за руку. Нет, та победа, в которую они все успели поверить, была теперь, как никогда, далеко. Все они были обескуражены и сильно напуганы, кроме того, чувствовали, что разоблачение было совсем близко.
— Ба, — сказал Бурле. — Мне известно, что такое травля! Вспомните, что генерал хотел отдать меня под суд и посадить в тюрьму! Мне говорили, что прямо накануне смерти он попросил у судьи Фурнье мое дело и велел его сжечь… Это говорит о том, что сильные мира сего не всегда уверены в себе! Они тоже сомневаются! Они понимают, что если покажут себя безжалостными, то народ заставит их дорого за это заплатить!
Никто не ответил. После долгого молчания, во время которого ни один из заговорщиков не подумал о своем стакане, Пленвилль, который говорил всем, что всегда сохраняет трезвость мыслей, заметил:
— Прежде всего, надо как можно скорее предупредить майора о том, что мы сейчас узнали. Завтра с утра я поеду к нему. Ему угрожает самая большая опасность. Надо, чтобы он был готов отбить этот удар. Мне кажется, что мы можем ему доверять. Это тонкий и разумный человек. До тех пор, пока его не арестовали, мы можем не бояться и за нашу свободу.