Большая интрига
Шрифт:
— Вы клевещете на этого человека! Он может быть действительно неприятным хотя бы из-за своей привычки держать мои руки в своих потных ладонях… Но он весьма огорчен…
— Огорчен! — насмешливо повторил Мобрей.
— Да, — настаивала она, — и даже очень искренне. «Об этом никто не должен знать», — так он мне сказал. — «Все обстоятельства дела надо обязательно скрыть, чтобы об этом не узнал никто. Иначе против вас поднимутся все».
— И вы позволили ему выдать за правду версию, что ни «Бык», ни «Святой Лоран» не предали…
— Находясь перед более сильным противником!
— Ну, да! — с насмешкой возразил он. — Но все же: они сбежали!!! Что же можно подумать о защитниках города, которые при превосходящих силах врага бросают поле сражения и спасаются из Сен-Пьера при всем вооружении, со всем имуществом и бегут к диким карибам, оставляя все население лицом к лицу с неприятелем? Нет, поверьте мне, Мари, нет различных предательств, есть только одно-единственное!
Она с отчаянием зарылась лицом в ладони рук. Надо сказать, что она действительно была на грани отчаяния. Она просто не знала, что наследство ее умершего супруга было таким трудным, запутанным и требовало столько сил. Генерал только умер, а у нее уже возникло так много сомнений и неразрешимых вопросов! И она не могла с ними справиться. Она прекрасно понимала, что победы одерживаются отнюдь не всегда, но в ее настоящем положении только победа смогла бы поддержать падающий авторитет. И вот вместо триумфа, на который она так рассчитывала, получилось горькое поражение, отягченное к тому же предательством, в котором ее не преминут обвинить!
— Послушайте, моя дорогая Мари, — немного подумав, начал шевалье, — сейчас я вам скажу, что вам необходимо сделать, чтобы помешать появлению клеветы и сохранить престиж.
Она подняла на него свои прекрасные глаза. Еще никогда она не чувствовала себя такой потерянной и настолько во власти Реджинальда. Слава Богу, что он думал и о ней и о себе! Какое счастье, что этот человек обладал таким умом и способностью ясно мыслить!
— Что мне надо сделать? — спросила она одним дыханием, цепляясь за эту последнюю надежду.
— Вы все равно никогда не осмелитесь! — ответил Реджинальд, смотря в пол и трогая носком туфли мягкий ворс ковра.
— Говорите же!
— Хорошо! — медленно произнес он. — Я бы незамедлительно арестовал майора Мерри Рулза. В конце концов, это же именно он поставил во главе экспедиции Байярделя! И будет совершенно справедливо, если он, присвоив себе прерогативы генерала, заплатит за свои ошибки. Арестуйте его и отдайте под суд! Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать? Народ думает о вас не больше, чем о майоре. Ему нужно только одно: чтобы был виновный! И если он не получит его из ваших рук, то сочтет вас виноватой во всем!
Она обратила на него испуганный взгляд, на который он ответил поистине дьявольской усмешкой.
— Именно! — воскликнул он. — Арестуйте Мерри Рулза! Вас это так пугает? Почему? Какую роль он играет при вас? Да никакую! Но он может стать всем, если вы откажетесь действовать так, как подсказывают обстоятельства, и как можно быстрее! Подумайте, мой друг, никогда еще у нас не было такой прекрасной возможности — а, может быть, ее больше никогда и не представится — избавиться от этой докучливой личности, сама тень которой для вас настолько же смертельна, как тень мансенильи! И не думайте, Мари, что при этом мною руководит ревность. Здесь одна чистая политика, а о любви не может быть и речи! Я очень опасаюсь, что этот человек доставит вам когда-нибудь много неприятностей, если вы сейчас не поступите с ним так, как я вам советую! И будет уже поздно, когда вы однажды скажете: «Реджинальд был прав! Почему я его не послушала!» Мари, вам всегда надо меня слушать. Ведь я думаю только о вашем счастье! Это — моя цель, которую я никогда не теряю из виду! Арестуйте Мерри Рулза! Я бы сказал еще и больше: у этого майора есть сообщники, — это совершенно очевидно! В качестве доказательства я могу привести вам предательство «Быка» и поведение «Девы из порта удачи», которое тоже не что иное, как чистое предательство! Да, я говорю о предательстве и измене! Потому что если ты храбрый капитан и тебя послали захватить разбойника, как это и было с Байярделем, то при этом нельзя распылять силы, а наоборот, объединить их и сообща атаковать противника! И этих самых сообщников я бы, на вашем месте, мадам, тоже арестовал бы… Капитан Байярдель, который после Мерри Рулза является таким же изменником, должен узнать, что такое тюрьма!
— Я слишком обязана капитану Байярделю, чтобы так с ним поступать!
— При первой же возможности он примет сторону ваших врагов… Но я вовсе не советую вам повесить и его. Отправьте его в тюрьму, чтобы удовлетворить колонистов.
Мари абсолютно не разделяла точку зрения Мобрея. Он догадался, что она сомневается, а затем понял и то, что она не согласится с его решением; это было ему ясно потому, что она хранила глубокое молчание.
— Кроме того, вам известен принцип Макиавелли, а это настоящий учитель! По крайней мере, учитель для меня, и я уверен, что и на вас он очень сильно влияет, потому что вы его читаете! Так следуйте же его советам, черт побери! У вас в руках власть: держитесь за нее как можно крепче! Для ловкого человека проще удержать власть, чем завоевать ее!
Она слушала его, но то, что он говорил, доходило до нее, как сквозь плотный туман. Эти слова доходили до ее сознания, но всего лишь в виде неопределенного шума, похожего на отдаленный гром больших негритянских барабанов, когда негры по ночам совершают церемонию. Какое-то тайное предчувствие подсказывало ей, что Реджинальд прав, что такая основательная чистка ее сомнительного окружения может быть единственным действенным способом одним ударом обеспечить будущее, убрав в сторону подозрительных и опасных и усмирив тем самым всеобщее негодование.
А Мобрей тем временем продолжал нервно ходить по комнате. Его шаги были совсем не слышны на толстом и мягком ковре, а раздавалось только тихое поскрипывание его новых кожаных туфель. На Мари он, казалось, не смотрел. Однако каким-то чудесным образом он не отрывал от нее своих глаз, предугадывал и замечал ее малейшие реакции и мгновенно оценивал возможный эффект от тех идей, которые он старался заронить в ее голову.
Он был вынужден признать, что вдова генерала была еще не вполне зрелой для того, чтобы пользоваться методами, похожими на политические приемы Кромвеля, но Мобрей все-таки не отчаивался.
А с какой стати? Он понимал Мари в ее нынешнем состоянии: растерянная, измученная тысячами новых забот и страхов, находящаяся до сих пор в глубоком трауре, выдержавшая разговор в Высшем Совете, — станет легкой добычей для такого опытного человека, как он.
Опытный эксперт в любовных делах прекрасно понимал, что любое трагическое событие крупного масштаба сильно влияет на чувства женщин и полностью отдает их во власть тому мужчине, который сумеет воспользоваться ситуацией.
Самый удобный момент еще не наступил, но и ждать дальше уже было нельзя.
Сейчас он высчитывал, насколько недавнее поражение сыграло в его пользу. Но прежде всего он почувствовал яростное негодование, так как вместо того, чтобы покончить с флибустой, что составляло основу его плана, оказалось, что флибустьеры до сих пор существуют. Однако в число достоинств хорошего дипломата входит умение пользоваться плодами как побед, так и поражений. Поражение под Мари-Галант позволило Мобрею намного расширить свой путь. Прежде всего устранить Мерри Рулза, затем этого всегдашнего победителя, который мог стать опасным, — капитана Байярделя. А потом можно посмотреть… Ничто не может помешать ему возобновить впоследствии войну против флибустьеров, на этот раз, чтобы добить их окончательно. Самым главным было на данный момент, что Мобрей может праздновать свой триумф, что, впрочем, было довольно просто, учитывая те интересы, которые он теперь защищал.