Большая книга ужасов – 28
Шрифт:
– Вот и гуляй по своей школе, сколько влезет, – зло произнес Мишкин. – Чего все сразу в мою лезут? И запомни! Меня Коляном зовут!
– Ой, ой, ой, – хихикнула Сонька. – Как позову, на то и откликнешься. И не думай, что я в свою школу ночью не залезала! Сто раз! И хоть бы что! Никакие вурдалаки на меня не накидывались. Нет, это что-то с твоей школой творится.
– Ну, предположим, пойдешь ты туда, а потом через три дня в 6 «Я» окажешься? Что тогда? Никакое карате тебя не спасет, – упорствовал Колька.
– С чего это я там окажусь? – не сдавалась Морковкина. – Вон,
Для наглядности Веселкин покрутил головой, чтобы всем было видно, какой он здоровый и румяный. Но в наступавших сумерках чего разглядывать.
– Это ему повезло, – насупился Мишкин. – Может, завтра к нему тоже черная кошка придет?
– Слушай, правда! – подпрыгнул на качелях Борька. – А почему на меня-то не подействовало? Я и журнал в руках держал, и директора вашего видел, а со мной – тьфу, тьфу, тьфу, – сплюнул он три раза через плечо, – ничего. Может, ты там что-нибудь съел? Или тебя как-нибудь пометили?
– Как это меня пометили, если я ничего не касался? – буркнул себе под нос Колька, задумчиво опуская глаза к земле.
Какое-то время он изучал свои пыльные ботинки, пока шнурки в одном из них, а точнее в левом, не засветились. Вместе с этим светом к нему пришла страшная догадка. Вчера ночью, выпрыгивая из окна школы, он остался без ботинка. Его сорвал с ноги разъяренный Иван Васильевич. Колька еще помнил, как бежал до дома в одном носке и как этот носок очень быстро промок.
И вот теперь оба башмака были у него на ногах.
Ничего не говоря, он медленно развязал шнурки и стянул с себя обувь.
– Эй, ты чего? – испуганно спросил Веселкин, для которого действия приятеля были совершенно не понятными.
– Это все из-за них, – прошептал Мишкин, переворачивая ботинок со светящимися шнурками вверх подошвой. Прямо посередине была приклеена метка «2 дня» и стояло три восклицательных знака. Он поднял второй ботинок, на цыпочках дошел до ближайшей помойки и, размахнувшись, выбросил туда оба башмака.
– Эй, – нахмурилась Морковкина, – у тебя что, крыша поехала и потолок обвалился? Ты чего тапочками швыряешься?
– Это все из-за них! – повторил Коля, с ногами забираясь на лавку. – Видимо, я в первую ночь на что-то наступил и принес это что-то домой на подошве ботинка. Нет! Точно! Я левым ботинком на фотографию наступал! На ней и след остался. – В доказательство он достал снимок, где все еще был хорошо виден отпечаток рифленой подошвы. – Потом директор с меня его снял… И он снова оказался у меня. Его, наверное, обратно вернули, чтобы связь со мной не терять. Борька, вспомни, я же в одном ботинке домой шел!
– Может, и в одном, – пожал плечами Веселкин. – Мне ночью как-то не до этого было.
– Колясик, у тебя обувка бешенством заболела? – хихикнула никогда не унывающая Морковкина.
– Да, тебе смешно! – разозлился на свою даму сердца Колька. Если бы он сейчас был в нормальном настроении, он бы врезал Соньке, чтобы она здесь больше не улыбалась. Но сейчас он сделать этого не мог. Все-таки бесстрашная Морковкина предложила ему помощь.
– Ладно, – потянулась Сонька, поднимаясь. – Чего решили? Ждем ночи? Тогда тебе придется нас ужином кормить. Потому что наблюдательный пункт мы назначим у тебя дома. И, кстати, не забудь, во всех сказках третья ночь всегда была решающая.
«Она еще и сказки читает», – с тоской подумал Колька, глядя на огромную лужу перед подъездом – шлепать в носках по холодной жиже не очень-то и хотелось.
А так как храбрая Морковкина не позволила своему незадачливому кавалеру болеть на грядущих каникулах простудой, то ей с Веселкиным пришлось тащить Мишкина на себе – они сложили руки, усадили Кольку и храбро двинулись через лужу.
– Мам! – с порога заорал Мишкин. – Я с друзьями. Мы посидим у меня.
И прежде чем мама успела выглянуть из кухни, они прошмыгнули в Колькину комнату.
Первое, что они почувствовали, когда оказались за закрытой дверью своей комнаты, – запах табачного дыма. Сквозь зашторенные окна совсем ничего не было видно, а озадаченный Мишкин включать свет не спешил.
– Ты что, куришь? – растерянно спросила Морковкина, топчась на пороге. – Теперь понятно, почему таким хилым стал. Ты что, не знаешь главной заповеди спортсмена – никогда не пить и не курить?
– Да не курю я, – обиженно воскликнул Колька, рукой шаря по обоям в поисках выключателя.
– Скажешь тоже… – начала Сонька в темноте, но сразу же замолчала, как только свет загорелся.
В кресле посередине комнаты сидел скелет с сигаретой в зубах. На плечи у него была накинута Колькина рубашка. А на коленях лежал журнал в ярко-оранжевой обложке.
Глава V
Монолог покойника
– Чего встали? Проходите, – хрипло произнес скелет, костлявой рукой делая приглашающий жест. – А ты, в носках, и вообще простудишься, если будешь на сквозняке стоять. Станешь таким, как я, попомни мои слова! – Пришелец закашлялся, утонув в табачном дыму.
Коля медленно стащил с себя носки, сунул ноги в тапочки и прошел в свою комнату.
– В присутствии детей курить нельзя, – вдруг выпалила Морковкина.
– Ну вот еще! – взмахнул сигаретой скелет. – Сами меня пригласили, а теперь условия ставите.
– Зайцев? – догадался Мишкин.
– Эдуард Емельянович? – ахнул у него за спиной Веселкин.
– Как вы нас нашли? – не теряла присутствия духа Морковкина. – Мы вам велели в школу идти, а не сюда.
– А тут все написано, – простодушно ответил Эдуард Емельянович, о ладонь гася сигарету и листая страницы журнала. – Вот! Мишкин Николай Семенович, год рождения… Это не то… А! Проживает по адресу Березовый спуск, дом 31, квартира 45. Все верно? Я по этому адресу и пришел. Да вы проходите, проходите, – снова пригласил он ребят, – чего в дверях стоять? Кстати, Мишкин, – наклонился в его сторону скелет, – посмотрел я твои отметки. Кто так учится? Меня за двойки в четверти драли как сидорову козу, а ты что? По улице шляешься, вместо того чтобы над учебниками сидеть? Если бы ты больше думал об учебе и меньше про амурные дела и твою большую любовь к Соньке Морковкиной, ничего с тобой не случилось бы!