Большая книга ужасов – 48 (сборник)
Шрифт:
– Нет, не я! Но пришлось взять эту вину на себя, чтобы ты не пугалась, а то спасу от твоего нытья не было, – огрызнулся Шаров.
– Вот уж не знал, что в доме такое творится! – воскликнул Егор. – Я по ночам сплю, как убитый. Слушайте, тут с вами с ума сойти можно! Раньше жил себе спокойно, ни в какую мистику не верил, а теперь нате вам – домовые, привидения, ва… Э-э, пардон. И что этот призрак здесь в доме делает, чего он тут забыл?
– Она, – усмехнулся Вилор. – Это не он, а она.
– Ну, она, так она. Почему она по дому слоняется, а не отправится куда-нибудь в загробный мир, где всем им место?
– Обычно неприкаянный дух бродит там, где лежат его незахороненные как положено останки, – вдруг заговорила до сих пор молчавшая Кремнева. – Я в одной передаче слышала…
– Достала со своими передачами! – возмутилась Лилька. – Пугаешь вечно!
– И между прочим, Наташа права, – ответил Вилор, пройдясь по комнате и глядя в пол. – Жизнь этой женщины была печальной, и после смерти ей нет покоя, потому что тело было спрятано здесь, а не захоронено.
– Что?! Где-то в доме спрятан труп? – ахнула Лилька.
– Причем, судя по месту дислокации призрака, спрятан он не где-нибудь, а здесь, – сделала вывод я. – Вилор, не тяни резину! Если знаешь, где он, так покажи, нужно похоронить как положено.
Вилор подошел к комоду с книгами и легко отодвинул его в сторону. Мы с замиранием сердца посмотрели на пол под ним, но там не обнаружилось никакого потайного люка – просто пол, и все. Правда, четыре половицы были не такой ширины, как остальные.
– Нужен лом.
Мальчишки бросились наперегонки, и лом был мгновенно доставлен.
– А теперь все, у кого слабые нервы, пусть лучше выйдут, – с этими словами Вилор ловко загнал лом под одну из нестандартных половиц.
Никто, конечно же, не вышел. Даже Лилька, даром что жалась у двери, а все же смотрела с любопытством. Правда, близко подходить тоже никто не хотел. И когда четвертая доска, выломанная с ужасным треском, полетела в сторону, Вилор выпрямился и вонзил лом в пол.
– Вот, любуйтесь. Рад бы был ошибиться, но увы…
Мы медлили, вытягивали шеи, но никто не отваживался подойти первым.
– Что здесь у вас происходит?! – раздался от двери возмущенный голос, и в комнату, оттолкнув стоявшую у порога Лильку, вошла тетя Шура. На сей раз живая и настоящая. Ну и, само собой, подошла к образовавшейся дыре в полу.
Я схватилась за голову. Ой, что сейчас будет!..
Она вскрикнула, а потом стала часто-часто креститься.
– Господи спаси! Это она… мы-то думали, что пропала, а она тут… и медведь…
– Кто – она, теть Шур? – Я взяла ее под руку и отвела к дивану.
– Она… Лиленька…
– Что, теть Шур? – тут же отозвалась Лилька.
– Да не ты… она…
– Видишь, человеку плохо, пойди воды принеси! – скомандовала я, и Лилька убежала.
Лиленька?! Я бросилась к дыре в полу и уже без страха заглянула, а за мной подтянулись остальные.
От пола до земли под ним было не более полуметра. И в этом промежутке я увидела скелет, завернутый в какие-то лохмотья. И ничего в нем не было страшного или шокирующего, напротив – он был жалкий какой-то, несчастный. Но поразило меня не это.
Рядом со скелетом, в ногах, валялся, небрежно брошенный, покрытый пылью и паутиной плюшевый медведь.
Лиленька.
Моя подруга Лиленька из сна. То есть не моя, а незнакомой мне Фени из давних лет… но все равно моя. Вот так сны оборачиваются реальностью.
Тем временем Лилька – моя подруга из двадцать первого века, Лилька Лыскина – принесла тете Шуре воды и каких-то успокоительных капель. По телефону позвонили участковому, и он распорядился прислать за покойницей машину.
А пока мы ее ждали, в ответ на наши настырные вопросы тетя Шура рассказала нам такую историю:
– Я ее видела в детстве, Лиленьку эту. Ни фамилии, ни тем более отчества – Лиленька, да и все. Она немая была и сумасшедшая, но тихая. В войну, говорят, всех ее родных расстреляли, а она, не знаю каким чудом, спаслась, но крыша поехала капитально, и замолчала с тех пор навсегда. Бывало, все носила на руках этого плюшевого медведя, как ребенка какого. И еще у нее на шее мешочек на шнурке болтался. Ну так вот. После войны ее приютила у себя Федосья Михайловна, фронтовичка, они, говорят, подруги были раньше. Вот в этом доме они и жили.
Я сидела с раскрытым ртом. Все детали моего сна оказывались правдой, но все равно слышать такое было удивительно!
– А она хоть и сумасшедшая была, но работящая, и такая добрая, ласковая. Помню, к детям очень привязана была. Детство наше было послевоенное, беспризорное, родители вечно на работе, за младшими детишками старшие присматривали, так она всегда к нам приходила и маленьких нянчила, умывала, расчесывала. Если ребенок плакал – старалась утешить, успокоить. В конце концов к ней все привыкли и уже не боялись, что она детям какой-нибудь вред причинит. А если детей рядом не было, она все своего плюшевого медведя нянчила и плакала. И никому не позволяла его трогать. Как и свой мешочек на шее.
А потом Федосья Михайловна умерла, и осталась Лиленька беспризорной. Дом-то у Федосьи казенный был, туда других жильцов поселили, а Лиленьку хотели в психушку сдать, но она от них спряталась и убежала. И мыкалась бездомной какое-то время, все в этот дом стучалась, да не пускали ее жильцы новые, гнали. Но вдруг однажды кто-то распустил слух, что у нее в мешочке на шее золото зашито.
– Старинные золотые серьги и брошь! – вмиг догадалась я.
– Точно, именно так и говорили, – удивилась тетя Шура. – А ты откуда знаешь?