Большая книга ужасов – 86
Шрифт:
У этого, у папаши, лицо расплылось в ухмылочке: «Вот она ваша безопасность».
Хурма коротко переговорила с Ленкой и стала меня выгонять:
– Бегите, Ляля Евгеньевна, Елена одна не справляется. Пока идёт операция, дети должны находиться в корпусах. Ты со мной. – Это она Сашке, а та похоже и не услышала: Иваныч как раз рассказывал очередную историю о тенях.
Я чуть не спросила у Хурмы: «Что за операция в мирное время?» – но быстро прикусила язык: совсем этот папаша чокнулся. Лёлику всыплю, что мне терять.
На
– Ляля Евгеньевна!
– Идёт!
– Осторожно, там гончие! – ребята прилипли к окнам и стучали мне, лучше бы дверь открыли! Я показала жестом «Отоприте дверь», потому что перекрикивать эту компанию себе дороже. Профессор понял и пошёл отворять.
– Мы Сашку потеряли, – радостно сообщил он, впуская меня и старательно задвигая засов (в мирное время я этот засов вообще не замечала, воспиталка называется, на ночь нам хватает крючка). – А медведя гоняют собаками.
– Сашка у Екатерины Вадимовны, – сказала я. – В таких случаях надо добавлять: «Отойдите от окна, нечего там смотреть», – но я не стала.
Самая большая толпа была у окон в палате девочек: вся группа расселась на кроватях и следила за тем, что происходит снаружи. Ленка была там же. Она глянула на меня, и стало ясно: втык я получу не только от Хурмы. Ну правильно: куда-то ушла ночью, Сашку потеряла…
– Сашка у директора. Кормит подшефного дедулю.
Ленка даже кивнула, отойдёт. Она не Хурма, она не умеет ворчать долго.
– Гонят, гонят! – Толстый так прилип носом к стеклу, что оно опасно хрустнуло. – Ляля Евгеньевна, сделайте что-нибудь!
За нашим корпусом, в том месте, куда выходили окна палаты девочек, территория лагеря кончалась высоким глухим забором, а за ним – лес. У самого забора сейчас лежала сетка – типа рыбацкой, но квадратная. А шагах в десяти от неё заливались лаем три несерьёзных игрушечных бигля: гончие-то гончие, но по ним не скажешь. Махонькие собачки, мне по колено не будут, я привыкла их видеть на поводках у гламурных девиц вроде Семыкиной, в розовых попонках со стразиками… Бигли загоняли.
Обступив с трёх сторон мишку, который сам был не многим больше каждой из них, они оглушительно лаяли, показывая совсем не игрушечные зубы. Они стояли треугольником: одна отрезала путь к корпусу, две другие прикрывали отходы справа и слева. Мишка метался от одной к другой, и выход был только один: в сеть.
Трое охотников (или как они там называются?) стояли почти под самыми нашими окнами и перекрикивались между собой, как будто между ними по полкилометра. Они просто не слышали друг друга из-за собачьего лая. Мишка ещё отмахивался лапами, бигли ловко уворачивались, но, в общем, исход был ясен.
– Сделайте что-нибудь, Ляля Евгеньевна! – Толстый – мальчик неглупый, просто ещё верит по наивности, будто воспиталка может что-то изменить. Может же, например, разрешить не есть кашу и даже купить мороженое, если твоя команда проиграла в футбол. Только за пределами столовой и стадиона всё не так. Всё, что я могу, это подтянуть его по английскому да выучить водить на своём кредитном автомобильчике (у меня хорошая коробка, механическая, научим, будь спок). Чтобы он бежал, бежал отсюда на край света, где нет гончих и этих под окнами, где вообще нет людей, готовых сожрать и замучить всё, что попадается на глаза. Только побежит ли он?
Медведь ещё огрызался на гончих, размахивал лапами и щёлкал зубами. Один из этих троих целился в него из странного ружья: дротики со снотворным, точно! Я такие в кино видела. Треугольник гончих с медведем в центре метался из стороны в сторону, я злорадно отметила, что ни те ни эти не были готовы, что кто-то добренький уже снял с мишки намордник. А вот попробуйте так!
В толпе прилипших к стеклу не было Лёлика. Его банда была, а его самого…
– Где Лёша?
Лысый пожал плечами:
– Из корпуса не выходил…
Что ж, надеюсь. Хотя… Я выбралась из толпы и пошла искать парня, благодаря которому дети смотрят шоу, которое точно не учит добру. Прошла насквозь палату мальчишек, коридор и оказалась в нашей комнате. Окна там выходят на другую сторону, там-то мой красавец и был. Сидел в своём гаджете, как обычно оглашая комнату воплями и выстрелами.
– Идём.
– Куда?
– Сам знаешь.
– Вы не имеете права!
– Имею. Я помощник воспитателя, и я могу тебя наказать.
Лёлик округлил глаза и драпанул мимо меня в коридор:
– Я не хочу туда, к медведю – вы в своём уме?!
Кажется, я недооценила его совесть. Понял, что накосячил, не дурак. Я поймала его у палаты мальчишек и встала у двери. Он сильнее меня, но я пока тяжелее. Не отпихнёт.
– Медведю и без тебя паршиво, – говорю. – Никто тебя туда не гонит. Но ты устроил это шоу, так найди в себе мужество пойти его посмотреть. Иди глянь в окошечко, что ты натворил. Иди к остальным. А я не скажу им, кого за это благодарить. Тем более что они и без меня узнают. – Я отошла от двери, пропустив его вперёд. Десять коротких шагов через пустую палату мальчишек.
– Его убьют теперь?
– Нет. Поймают и будут мучить дальше.
– Совсем как нас учителя.
Я промолчала. А что тут скажешь.
Лёлик вошёл к девчонкам, растолкал свою команду на кровати у окна и уселся, честно уставившись на спектакль. В медведя уже попали. Он стоял пошатываясь, ещё огрызаясь и отмахиваясь лапами от биглей, в холке болтался красный хвостик дротика. Бигли, почуяв слабину, нагло прихватывали мишку за лапы и даже за уши. Эти и не думали отзывать собак. Всё, что они орали собакам, сводилось к тому, чтобы те гнали мишку в сторону сети. Медведь мотал плешивой головой, отмахивался лапами всё больше невпопад и поздно: за лапу успевали пару раз куснуть, пока он её поднимал.