Большая книга ужасов – 8
Шрифт:
– Ты чего? – посмотрела на меня Жанна.
– Ерунда. Показалось, – не стал делиться с ней опасениями я.
Мы пошли вперед. Я чутко прислушивался. Мне снова почудился скрип шагов за нашими спинами. Легонько тронув за руку свою спутницу, я остановился.
– Федор! – прикрикнула она.
– Тише, – шепнул я.
– Что такое? – тоже шепотом осведомилась она.
– По-моему, кто-то за нами идет, – отозвался я.
– Подумаешь, – совершенно не испугало мое сообщение Жанну. – Мы же не на необитаемом острове, а в деревне.
Мне сделалось стыдно за свои страхи. Действительно, нашел повод. Какая-нибудь бабка Маврикиевна возвращается домой от бабки Федосеевны, а я тут трясусь от страха. Ну по пути ей с нами, и что с того?
– Ладно, веди, Сусанин, – подмигнул я Жанне, и мы бодро устремились вперед.
Правда, меня не покидало ощущение, что проклятые шаги по-прежнему нас преследуют. Мало того, синхронно с нами ускоряют и замедляют темп, что для бабки Маврикиевны было бы нелогично.
Хотя, с другой стороны, вероятно, эта засидевшаяся до темноты в гостях местная жительница сейчас испытывает те же ощущения, что и я, и опасается от нас какой-нибудь пакости. Вот и трюхает позади, стараясь не обгонять и не привлекать к себе внимания.
Когда мы дошли до второго, и последнего, фонаря на другом краю деревни, Жанна остановилась возле столба и извлекла из кармана начертанный тетей Олей план.
– Все правильно, – сверившись, кивнула она. – От столба направо.
– Эй, – только сейчас дошло до меня. – Ты ведь мне говорила, что в этой деревне отрубили электричество. А фонари?
– Так они одни и остались, – пояснила Жанна. – Деревня с большим трудом их отвоевала у местного начальства. В результате решили не трогать, пока здесь еще кто-то живет. А в домах только свечи и керосиновые лампы.
Я покосился на окна углового дома. Три из них были темные. В четвертом подрагивал тусклый призрачный свет.
– Ну, мы с тобой, Жанка, прямо как на машине времени, – вырвалось у меня. – Догорай, гори, моя лучина.
– Наверное, это все-таки не лучина, а свеча, – отозвалась моя спутница, и мы свернули в переулок.
Глава V
У «БАБКИ»
Чем большее расстояние отделяло нас от спасительного фонаря, тем плотней становилась кромешная декабрьская тьма. Окна домиков в переулке были совершенно темные. Вокруг – ни звука. Видимо, в этой деревне даже собак не осталось.
– Слушай, а как мы определим номер дома, где она живет? – спросил я у Жанны.
– Третий от угла. Наверное, это здесь, – и она остановилась возле покосившейся калитки.
За низким забором стояла приземистая изба. В окнах ее тоже было совершенно темно.
– Ты уверена, что здесь кто-то еще живет? – засомневался я. – Может, с тех пор, как тетя Оля к ней обращалась, она успела переехать?
– Во всяком случае, снег чистят, – указала на дорожку, ведущую к крыльцу, Жанна. – Значит, живут.
– И сидят в полной темноте? – по-прежнему сомневался я.
– Ну, какие-то окна могут выходить в другую сторону, – предположила Жанна. – В общем, чего, Федя, гадать. Пошли постучим. Тогда и выяснится.
Я толкнул калитку. Она с противным скрипом отворилась. Мы гуськом пустились к крыльцу по узенькой тропке между двумя высоченными сугробами и поднялись по трем стершимся ступенькам. Я занес руку, собираясь постучать, но дверь неожиданно отворилась сама.
Мы с Жанной вздрогнули от неожиданности. В глаза нам ударил сноп света от электрического фонарика.
– Вам кого? – спросили низким грудным женским голосом.
– П-пелагею, – заикаясь, произнесла Жанна.
– Бабку Пелагею, – жмурясь от яркого света, добавил я.
– Проходите, – был краток ответ хозяйки.
Луч фонаря опустился вниз, освещая нам пол сеней. Мы вошли. Дальше оказалась еще одна дверь. Она была открыта. Из проема лился тусклый свет.
– Шагайте смело, – послышался за нашими спинами ободряющий голос хозяйки. Входная дверь хлопнула. Лязгнул дверной засов.
Путь назад был отрезан. От этого у меня по спине побежали мурашки. Жанна взяла меня за руку и крепко сжала мне пальцы. Видимо, и она себя чувствовала не очень уютно.
Мы вошли в большую комнату. Я начал озираться по сторонам. Окна комнаты и впрямь выходили во двор и к тому же были завешены плотными шторами. Посреди комнаты горела керосиновая лампа. С низких потолочных балок свисали пучки сушеных трав. В углу напротив двери стоял огромный резной буфет с множеством мелких ящичков. На нем лежало что-то очень странное, но разглядеть я это не мог, свет был слишком уж
тусклый.
Слева от двери добрую половину стены занимала огромная печь. Я видел такие только на иллюстрациях к русским народным сказкам. Рядом стоял самый настоящий ухват. В общем, сплошная экзотика.
– Чего застыли? Садитесь, – отвлек меня от задумчивого созерцания голос хозяйки.
Оглянувшись на нее, я разинул рот от удивления. Перед нами с Жанной стояла совсем не бабка, а женщина лет тридцати. Лицо круглое, без единой морщины.
– Чего таращишься? – усмехнулась она.
– Разве вы Пелагея? – вырвалось у меня.
– Она самая, – вновь улыбнулась хозяйка. – С тех пор как окрестили, так и зовут.
– А-а… это… бабка… Нам говорили, – не слишком связно выразил следующую свою мысль я.
Жанна нахмурилась и ткнула меня в бок. Мол, лучше молчи.
– Да бабка я, бабка, – поспешила внести ясность Пелагея. – И прошу не удивляться. Бабка – это в данном случае не возраст, а, так сказать, профессия.
– Понятно, – пробормотал я, хотя, честно сказать, совершенно ничего не понимал и вновь принялся изумленно ее разглядывать.
Темный платок в мелкий цветочек повязан по самые брови, полностью скрывая волосы женщины. Платье, тоже темное, широкое, доходило ей почти до пят.