Большая книга ужасов
Шрифт:
В последний момент чья-то сильная рука обхватила мое запястье, буквально рывком выдернув меня из дьявольской ловушки.
Так я впервые встретилась с Вилором.
Он покорил мое сердце сразу, хоть я в тот момент и не решилась себе в этом признаться. Это узкое лицо со своеобразными чертами, этот завораживающий взгляд темных глаз… Так на меня не смотрел больше никто на свете! Помню, как мы тогда мчались по лесу в темноте, прочь от этого страшного места, он так и держал меня за руку, чтобы не отстала. И я со спины приняла его за Стаса – потому что у Стаса такие же длинные волосы, собранные в хвост. Это, пожалуй,
Интересно, пошел бы на такое Стас ради незнакомой девчонки? Не знаю, может быть. Но в тот момент Стаса рядом не было. Он ушел раньше, спеша учить уроки.
И в тот же вечер я навсегда выбросила его из головы.
Правду я потом узнала от Вилора. Он рассказал, что Вальдемар – так звали ученого – нашел когда-то неподалеку от нашего города древнюю гробницу глубоко под землей. В тяжелых каменных ящиках лежали скрюченные уродцы жуткого вида, мало похожие на людей. Оказывается, когда-то очень давно в этих краях жило загадочное и страшное племя иггов, ведущее свою родословную от чудовищного демона нижнего мира. Игги наводили ужас на всех вокруг не только уродливым видом, но и смертоносной магией. Потом их истребили и забыли. Но найденные ученым в гробнице создания оказались… не совсем мертвы.
Вальдемару удалось возродить иггов к жизни, подчинить себе и овладеть их магией. Они, как выяснилось, жили невероятно долго, не выносили солнечного света и пили чужую кровь. Ага, вот и я подумала про вампиров, когда это услышала.
А ученый, чтобы обрести над ними власть и по совместительству бессмертие, инициировался с помощью их крови, и тоже стал вампиром – самым настоящим. А для достижения своей цели он задумал страшную вещь – вызвать из нижнего мира великого предка иггов, того самого демона.
Затем ему и требовались жертвы. Ну и для себя тоже. Он называл себя высшим вампиром, которому нужна не столько кровь, сколько энергия жертвы – наверное, поэтому мои друзья и другие похищенные Вальдемаром люди уцелели. Его жертвы гибли далеко не сразу.
Я подошла к окну, распахнула обе створки настежь и подставила руки солнечным лучам. Да что ж мне холодно-то, а! И слабость… Будто пообщалась с высшим вампиром, таким как Вальдемар.
О его страшных планах, так уж вышло, знали только мы с Вилором, и только мы могли ему помешать. Мне тогда четырнадцать лет было – совсем еще бестолковая малолетка, ничего в таких делах не смыслившая… А события развернулись так, что нужно было действовать – причем быстро и решительно, времени на раздумья не имелось, и права на страх тоже. И ни на чью помощь рассчитывать не приходилось, особенно после того, как Вилора тоже поймали. Сама себе удивляюсь, как у меня тогда хватило смелости спуститься одной в жуткое подземелье, где обосновался Вальдемар со своими страшными подчиненными – иггами.
Но я справилась, и мы бежали оттуда вдвоем с Вилором. А вот поведать ему о своих чувствах у меня смелости не хватило. Между нами вообще не было сказано ни слова о любви. Не было ни романтических свиданий, ни цветов, ни вальса при свечах. Была только пара встреч на старой заброшенной остановке, где Вилор рассказывал мне об этой истории, в которую я имела несчастье влипнуть.
Мы и знакомы-то были всего несколько дней. Хмурых, недобрых, наполненных страхом и тревогой. И тем не менее лучших в жизни – потому что в те дни Вилор был со мной.
Он, кстати, тоже тогда так и не решился рассказать мне об одной вещи.
О том, что сам являлся вампиром.
Там была долгая и невеселая история. Когда-то давно, еще до войны, он был помощником ученого, но отказался стать соучастником его преступлений. И Вальдемар инициировал его насильно, тоже кровью игга, надеясь, что, став вампиром, Вилор будет благодарен ему за бессмертие, войдет во вкус и проникнется его идеями.
Но вышло наоборот. Обращение стало для Вилора катастрофой, и он сбежал, как только представилась возможность. Со своей новой сущностью не свыкся до сих пор, простить такого не смог и все это время всячески старался помешать преступным планам злодея. Я была далеко не единственной, кого он спас от похищения или от смерти.
Но я ни о чем не догадывалась. Вилор вообще избегал говорить о себе. Это уже сам Вальдемар, когда случилось мне с ним встретиться, с гаденькой усмешкой выдал тайну. Ему, наверное, хотелось увидеть, как я, исполненная брезгливости и страха, отвернусь от того, кого любила.
Но я только рассмеялась в лицо старому негодяю. К тому времени мы с Вилором уже немало вместе пережили, и я поняла – кем бы он ни был, я все равно буду любить его и приму любым. Потому что он, пройдя весь этот ад, в душе сумел остаться человеком. И даже в большей степени, чем некоторые из тех, что гуляют под солнцем и едят хлеб.
Так и не согревшись, я отошла от окна. Задумчиво взяла с полки потемневшую от времени деревянную шкатулку. Подержала в руках и, не открывая, поставила на место. Когда-то в этой шкатулке лежал старый неказистый кулон. Единственный подарок мне от Вилора.
Овальная бляшка из темного металла, на которой еле видны какие-то полосочки и значки, и сейчас висит у меня на шее. Но это не простое украшение, а сторожевой знак. Древний амулет, предупреждающий об опасности – особенно если речь идет о нежити. Стоит чему-то такому появиться рядом, как кулон нагревается. Либо, наоборот, становится ледяным. Он не раз спасал меня, а потом оказалось, что у него есть и другие функции.
Я забыла и о холоде, и об окружающем мире, всецело предавшись воспоминаниям.
Весь белый свет зовет меня Никой. Зовет буднично, по всяким бытовым мелочам. «Ника, помой посуду», – это дома. «Ника, ты алгебру решила?» – в школе. «Ника дура!» – такая надпись красуется в подъезде с тех пор, как я одному малолетнему негодяю уши надрала. Краткое имя всегда было чем-то скромным и повседневным, как мои потертые черные брюки, которые я ношу куда ни попадя и в которых выгляжу обычной девчонкой в толпе обычных людей.
И только Вилор называл меня исключительно полным именем – Никандра. Он умел делать это по-особенному. И тогда оно – это имя – расцветало, как роза. И я сразу внутренне преображалась, будто облачалась в то чудесное малиново-красное платье, которое хранила для особого случая и которое превращало меня в красавицу…
А теперь Вилора нет. И никто больше не назовет меня Никандрой. Никому другому я этого просто не позволю. Даже не потому, что другие так не сумеют. А потому, что других мне вообще не надо. Никаких и никогда.