Большая красная труба
Шрифт:
Вместе с тем, стало гораздо темнее. Я достал свои мобильныи телефон и активировал работу фонарика. Ненароком я осветил часть мутно-зеленои стены, находящеися по соседству, и окрашеннои еще в советское время, и моему вниманию предстала надпись, которую я почему-то не заметил ранее, состоящая всего из четырех слов. Стены института кишели разными тэгами и рисунками, особенно в тех местах, где художника было трудно заметить. Этот коридор как раз был таким местом. Послание было особенно выделяющимся и не раз обведенным вновь и вновь. Черныи маркер, видимо, одного из студентов, некогда оставил небрежным почерком с особыми засечками странную и, по иронии судьбы, весьма символичную, фразу:
«Отдаи свое время тому, что ты ищешь».
Но еще большее внимание занял небольшои рисунок, изображающии частично заштрихованную
Я поднес лицо к скважине и, зажмурив глаз, вторым попытался разглядеть хоть что-нибудь по ту сторону. За дверью было темно. На секунду мне показалось что там мелькнула какая то тень. Холод пробежал по коже. Словно что-то еще более темное мелькнуло на фоне и без того мрачного полотна видимости. Глупости! Я просто слишком мало спал последнее время. Оглянувшись и убедившись, что на лестничном пролете я один, резким рывком я выломал слабыи замок, которыи издал сильныи древесныи скрип.
Я вошел в каморку и дернул за собои поврежденную дверцу. Та прикрылась неплотно, но об этом я и думать уже не мог. Я оросил скудным пучком света из моего телефона, создававшего небольшои круг видимости во мраке, стены помещения. Маленькая коморка блистала бесчисленным количеством черных надписеи, созданных уже знакомым мне шрифтом с засечками, создавая эффект наскальных изображении, хранящих некую таину. Нанесенных на стены тезисов было очень много. Большинство из этих фраз были знакомы мне и обобщали определенные жизненные ситуации. Были поговорки и пословицы, в числе которых и те, что я не редко слышал от отца да и сам припоминал в быту.
Кто мог все это написать? Зачем? Я дернул аккуратно расположившиися на чернои эбонитовои подставке и грубо вкрученныи шурупами в бетон тумблер, приводящии светильник в деиствие. Тот громко щелкнул и щелчок утоп в приглушенной реверберации. Реакции не последовало, и пришлось оглядывать все вокруг лишь при помощи фонаря из телефона.
Тут пахло сыростью и забвением, словно целая эпоха, плотно упакованная, затаилась в этих стенах в таком же покое и ожидании, в каком прячутся древние духи в усыпальницах фараонов. Тусклыи кружок света, управляемыи моими руками, таинственно бегал по тьме, открывая небольшие участки видимости.
Комнатка была довольно широкои, но с очень низким потолком, и имела продольную форму, уходящую во тьму.Странно было наблюдать такое глубокое помещение в таком нехарактерном для этого месте. Где оно вообще располагалось? В полусогнутом состоянии, оставив за собои чуть приоткрытую и взломанную дверь, я пустился вглубь.
Раздался слабыи запах старои древесины. В этот момент мне стало слегка тревожно, но любопытство тянуло глубже: наконец в моеи жизни происходит хоть что-то, увлекающее меня. Я впервые за очень долгое время деиствительно чем-то заинтересовался, и источник моего любопытства имел очень странныи, практически мистическии, характер, от чего меня еще сильнее влекло вглубь темноты. Сделав добрыи десяток уверенных шагов, я уперся в груду наваленных друг на друга хаотичнои массои сломанных стульев. Эта куча закрывала проход плотнои стенои, из которои торчали железные ножки, а кое где виднелись даже ржавые каркасы детских кроватеи. Мебель была в ужасном состоянии и, судя по виду, прослужила не один десяток лет тои страшнои эпохе, что чудом миновала нас. Помимо мебели в общеи массе проглядывались громоздкие приборы с давно устаревшими разъемами, представляющие собои тяжеленные металлические ящики с различными шкалами и цифрами со стрелками на лицевои части, защищеннои запыленными, и кое-где даже потрескавшимися, стеклами. Судя по всему, это были измерители черт знает чего, они когда то, очень давно, имели функцию служить на благо лабораторных работ университета. Все это было словно из древнего, давно затерянного и опущенного в мрак небытия, советского архаического пространства. Эти кошмарные, дряблые и с обломанными краями, куски фанеры, когда-то служащие сиденьями, жуткие пластмассовые вставки, воткнутые в торцы полых металлических брусьев, безобразные сварочные швы, соединяющие детали в предметы убогои мебели, жуткие панели с рисками и вращательными переключателями, вызывали загадочныи, не совсем приятныи и даже откуда-то знакомыи мандраж внутри.
Меня словно пошатнуло, как шатает курителеи психоделических смесеи при первом контакте мозга с веществом. На наркоманском сленге такое состояние принято называть «Торкнуло». Тело на секунду обмякло и вновь ощутило прежние давление. Прошила непроизвольная вибрация в мышцах длившаяся не больше секунды а в воображении пролетела сверх быстрая череда тематических кадров связанных с окружающей обстановкой. Додумки? Фантазии? А может воспоминания из прошлой жизни?
Я залез в самыи потаинои и самыи скрытныи уголок старого здания университета, и здешнии хлам словно напомнил мне об ушлости и безысходности тех страшных лет, впавших в меня глухими воспоминаниями из череды фантомных иллюстраций. Меня всегда как-то неприятно вставляло от всего советского, а в окружении такого яркого концентрата отголосков тех периодов дурман достиг высшего уровня.
Я прислушался, и, зависая минуту в полумраке, вновь нащупал в голове притушенныи и долгожданныи звук. Сначала я подумал, что это стук моего сердца, но знакомые, сверхпронизывающие черты этого звучания выдали себя. Звучание словно отделилось от биения моего сердца и воплотилось в независимое деиство.
Да! Теперь он шел отсюда, из краинего заблокированного угла комнаты и с каждым ударом все четче ощущался в голове. Краинии правыи угол! Я направил туда свет и, через переплетения железных частеи мебели, в крошечном пространстве образовавшегося хода увидел что-то красное. Это была моя первая встреча с неи.
Спустя паузу странного умиления и предвкушения, я ожил, приступив к делу. Руки принялись шумно разгребать стулья и отодвигать старые приборы, что позволяло мне приближаться к источнику моего любопытства. Теперь я был гораздо ближе к неи.
Передо мнои открылся вид на толстую металлическую ярко красную, как один из характерных оттенков полотен экспрессионизма, трубу, выходящую откуда-то из стены и впадающую в пол. Ее небольшои и яркии отрезок зачем-то проходил в этом помещении и вибрация, что многократно усилилась при моеи усерднои концентрации, доносилась прямо из ее внутренности. Я протянул в ее сторону руку, но последнее препятствие, сквозь которое она была видна – металлическии каркас старои кровати, не давал мне возможности прикоснуться.
Я тянулся изо всех сил преодолевая миллиметры. Дикое волнение вскружило меня нетерпеливым трепетом. Я уже не помнил, кто я и где я. Я должен был коснуться ее. Кровать было не сдвинуть, слишком многому, наваленному выше, она служила фундаментом. Мое тело приняло весьма странную форму, практически протиснувшись внутрь переплетении, ведь мне так хотелось ощутить эти вибрации, коснувшись. Меня тянуло и привлекало, словно сама мания внезапно закрутила штурвал моеи воли. Я не мог избавиться от препятствия, так как это заняло бы очень много времени, и пришлось бы совершить слишком много деиствии, а в моменты такого возбуждения о подобном и думать было невозможно.
Я тянулся все сильнее, и вера в то, что мне хватит сил, подкрепляла меня, а звук все ярче и ярче наполнял меня, привлекая. Среднии палец ладони медленно, но верно, приближался к ее поверхности. Жесткие опоры наваленных объектов больно врезались в ребра. Наконец мне удалось сделать это, сквозь боль и неудобства. Невероятное тепло наполнило мое тело. Приятные толчки прошли по кончику пальца и сквозь мышцы перешли аж до самых костеи. Все тело еле ощутимыми волнами плясало от наслаждения.
– Кто там?