Большая лагуна
Шрифт:
— Льстец — это человек, расхваливающий другого с целью ему угодить. Я, ты знаешь, делаю это для того, чтобы воздать тебе должное. Ты всегда стремишься проникнуть в непонятное, ты очень добрый и хороший.
— Но, но, Хикару! Ты лучше расскажи, где побывал, что видел интересного в океане.
— Я видел, как поднимались из мрака ядовитые звезды, все дно было покрыто ими. Они съедали все на своем пути, оставались лишь мертвые кораллы да камни. Я вместе со своими братьями показывал людям-рыбам, где еще остались ядовитые звезды.
— Так ты называешь подводных пловцов?
— Да, потому что они могут не выходить на поверхность, чтобы сделать вдох перед новым погружением. И здесь вы, ходящие на задних ластах, добились многого, как и во всем, за что беретесь. Но об этом мы поговорим немного погодя, а сейчас, я вижу, ты хочешь знать подробности о ядовитых звездах.
— Ты отгадал мою мысль.
— Несколько моих братьев и сестер ушли навсегда на «черное дно», убитые ядовитыми звездами. Все же люди с нашим участием очистили от них все дно Большой Лагуны и отмели у Длинного острова, где появлялись эти отвратительные существа. Я не знаю, что вы станете с ними делать. Загружены десятки судов, специальные прозрачные баржи. Они не отравят все ваши острова?
— Нет, Хикару. Их переработают в полезные продукты, даже их яд уже нашел применение: из него делают лекарство от некоторых болезней, например от лишаев, что появляются иногда у вас на коже.
— Вы из всего стремитесь извлекать пользу.
— Да, Хикару. Только подчас наши стремления из всего извлекать пользу приносят страшные бедствия и для земли и для океана.
— Я знаю, о чем ты говоришь. Все это было прежде, когда вы перевозили в своих необыкновенно больших сооружениях из металла неприятное вещество, называемое нефтью; оно было так же ядовито, как и выделения гигантских звезд. Я слышал также, что вы отравляли воду и другими веществами, полагая, что океан непомерно велик и так могуч, что он сможет обезвредить все, что губительно действует на жизнь. Да, ничто не может сравниться в силе с океаном! Даже огонь, что прорывает его ложе, смиряется перед ним!
— Ты хорошо сказал, Хикару.
— Я все делаю хорошо. И если мне не удается сделать хорошо, то мной овладевает горе, и я стремлюсь уплыть далеко-далеко от того места, где нельзя нужное дело завершить хорошо.
— Не поэтому ли ты отправился путешествовать?
— Поэтому, Кокиси. Ты просил меня найти причину, почему вторая беда обрушилась на океан? Почему его поверхность стала зеленой? Почему гибнет жизнь там, где появляется крохотная водоросль?
— Ты не совсем правильно меня понял. Ищут причину, почему появилась синезеленая водоросль, тысячи людей, и они вот-вот найдут ее, и тогда появятся и средства борьбы с водорослью.
— Я видел твои средства! Это туман, что разъедает глаза. Водоросли опускаются на дно, и там, как от звезд, все гибнет, и на море появляется еще больше водорослей. — Хикару, пристально посмотрев в глаза другу, спросил: — Ты не считаешь, что мы разгневали Великого Кальмара и он наслал на нас и губительные водоросли, и ядовитых звезд, и своих детей, что вы называете пришельцами? Между тем они не пришельцы, а вечные обитатели «черного дна», они дети Великого Кальмара.
Дельфины необыкновенно суеверны. Доктор Мокимо-то знал, что разубедить Хикару очень трудно. Пока это сделать не удавалось, но все же он сказал:
— Природа слепа и равнодушна к своим детям. Это мы, не умея объяснить окружающий нас мир, наделили ее всеобъемлющим разумом и всепокоряющей волей. По всей вероятности, ядовитые звезды и пришельцы — просто мутанты морских звезд и кальмаров. Они могли образоваться под воздействием радиоактивных веществ, много лет назад захороненных на дне океана.
— Все это ты уже говорил мне. Я много размышлял над твоими словами и думаю, ты ошибаешься, отвергая великие силы океана. Ты ведь сам говорил, что много еще непознанного и среди непознанного — Великий Кальмар. Мы очень сильно разгневали его. Никогда еще он не посылал к берегам столько ядовитых звезд и своих детей. Все наши мудрецы предсказывают появление еще более страшных жителей «черного дна». Совсем недавно вновь появлялся на поверхности сам Великий Кальмар. Надо ждать беды. И если необходимо уничтожать ядовитых звезд, то детей Великого Кальмара нельзя убивать. Скажи всем: нельзя убивать детей Великого Кальмара! — повторил он.
— Не беспокойся, Хикару. Люди не нападали первыми на пришельцев, или, как ты называешь их, детей Великого Кальмара. Пришельцы напали первыми на Город Осьминогов и убили несколько человек. Люди только защищались.
— До меня доходит смысл твоих слов. Все, что ты произносишь и делаешь, полно глубокого значения. Я всегда восхищался тобой… — начал Хикару, и доктор Мокимото улыбнулся, угадав, что сейчас его собеседник постарается перевести разговор в другое русло, и действительно, Хикару продолжал: — Я всегда восхищался всеми ходящими на задних ластах по суше и плавающими, как рыбы. Они всегда стремятся проникнуть в непонятное, все объяснить, все узнать, хотя последнее свойство присуще всему в меру их разума…
Доктор Мокимото кивал, улыбаясь: Хикару не был льстецом, этот порок неизвестен дельфинам; он обладал способностью быстро переключаться на совершенно противоположные темы, и если даже в них заключались противоречия, то его это нисколько не смущало, он так же горячо и искренне защищал противоположное.
— Как хорошо, что вы не верите в высшие силы! Это развязывает вам, как ты однажды сказал, руки, и вы сами создаете необыкновенные существа, вроде летающих рыб огромного размера, или плавающие жилища, светящиеся ночью, как глубоководные рыбы или кальмары, и еще бесконечное множество вещей, даже таких, без которых вы могли бы вполне обойтись. Я знаю, ты спросишь, что я имею в виду. Хорошо. Отвечу, друг мой Кокиси. Ты слышишь, как слегка вздрагивает вода и земля? Это идет машина, нагруженная ненужными вещами, как-то ты сказал — отбросами; их везут на корабль, чтобы отправить куда-то.
— Ты прав, Хикару. Многое из того, что мы считаем негодным, могло бы еще служить нам, а многое можно и не создавать.
— Ты справедлив, Кокиси! Но что меня восхищает всегда, так это вторая кожа, которую вы носите, защищая себя днем от лучей горячей медузы, а ночью
— от холода. — Хикару положил голову на брус из пористого пластика у ног своего друга и смотрел на него умным, чуть насмешливым взглядом, прислушиваясь к переводу своих слов. — Находясь от тебя вдали, я уяснил причину, вызывающую в тебе жажду познания, и теперь я сам ощущаю в себе то, что ты называешь способностью творить. Я умею, мысленно пока, создавать тоже новые вещи. Какие, ты спросишь. Очень многие. Жилища для ночлега и на время бурь. Вы уже построили нам подобные жилища, но я придумал другие, более удобные. Я также придумал ласты-руки, их можно снимать, когда они не нужны и мешают плавать, и надевать для работы. И вот сейчас, ожидая твоего прихода и наблюдая за игрой в мяч, я придумал новую игру, более сложную, требующую не только напряжения тела, но и ума. Я объясню ее тебе в следующий раз. Сейчас, я чувствую, тебе необходимо оставить меня, но, прежде чем ты уйдешь, я хочу сообщить тебе мои наблюдения над водорослью, что заполнила весь океан и о которой ты все время думаешь.
— Я буду тебе очень благодарен, Хикару, и не я один.
— Ты еще хочешь меня спросить, почему я тебе не сказал об этом немного раньше. Отвечу: только сейчас родился ответ. Ты и сам не мог не видеть, что водоросль не везде покрывает море одинаково. В одном месте ее много, в другом меньше, в третьем нет совсем. Вначале ты говорил о причинах и взаимосвязи причин, влияющих на размножение этой зеленой гнили. Так вот, Кокиси, я нашел места в Большой Лагуне, где совсем нет этой водоросли, а на дне растет другая водоросль, дающая то, что ты называешь плодами.