Большая маленькая ложь
Шрифт:
— Дорогая!
Лоррейн следовало бы работать в театре, а не в местной газете. Она подчас разговаривала с напыщенной театральностью.
— Как дела?
— О господи, нам надо встретиться за чашечкой кофе! Есть о чем поболтать. — Лоррейн заговорила совсем тихим, приглушенным голосом. Лоррейн работала в большом общем офисе без перегородок. — Какую пикантную сплетню я услышала!
— Немедленно рассказывай, — радостно произнесла Мадлен, откинувшись назад и удобно вытянув ноги. — Прямо сейчас.
— Ладно, вот тебе намек, — сказала Лоррейн. — Parlez-vous anglais? [2]
— Да,
— Это все, что я могу сказать по-французски. Так что это французское дело.
— Французское дело, — смущенно повторила Мадлен.
— Да, и, гм, оно имеет отношение к нашей общей подруге Ренате.
— Это как-то связано с петицией? — спросила Мадлен. — Надеюсь, Лоррейн, ты не подписала ее. Амабелла даже не говорила, что ее обижает именно Зигги, а теперь школа каждый день отслеживает ситуацию в классе.
2
Вы говорите по-английски? (фр.)
— Угу, пожалуй, петиция — это уж чересчур, правда, я слышала, что мать этого ребенка довела Амабеллу до слез, а потом в песочнице пнула Харпер ногой. Полагаю, в каждой истории есть две стороны, но нет, Мадлен, это никак не связано с петицией. Я говорю о французском деле.
— Няня, — с приливом воодушевления произнесла Мадлен. — Ты ее имеешь в виду? Джульетту? И что же она? Очевидно, запугивание продолжается уже долго, а эта Джульетта даже не…
— Да-да, я имею в виду именно ее, но петиция здесь ни при чем! Это… Ах, не знаю, как сказать. Это имеет отношение к мужу нашей общей подруги.
— И няне, — добавила Мадлен.
— Точно, — подтвердила Лоррейн.
— Я не пони… Нет! — Мадлен выпрямилась. — Ты это серьезно? Джеф и няня? — Эта шокирующая новость в духе бульварных историй поневоле вызвала у Мадлен дрожь удовольствия. Такой правильный, добродетельный Джеф с его брюшком и любовью к птицам — и молодая няня-француженка. Такое до ужаса восхитительное клише! — У них роман?
— Угу. Совсем как у Ромео и Джульетты, только здесь это Джеф и Джульетта, — сказала Лоррейн, которая, очевидно, больше не надеялась скрыть от коллег подробности разговора.
Мадлен испытала легкую тошноту, как будто съела что-то приторно-сладкое.
— Это ужасно и так неприятно. — Она не желала Ренате добра, но и такого она ей не желала. Только женщина, изменяющая мужу, заслуживает мужа-волокиты. — А Рената знает?
— Вероятно, нет, — ответила Лоррейн. — Но это точно. Джеф рассказал Эндрю Фарадею во время игры в сквош, Эндрю сказал Шейну, а тот Алексу. Мужики такие сплетники!
— Кто-то должен сообщить ей, — проговорила Мадлен.
— Только не я. Вестника убивают и все такое.
— И конечно, не я, — сказала Мадлен. — Я меньше всего подхожу для этой роли.
— Не говори никому. Я обещала Алексу, что буду молчать как рыба.
— Правильно, — отозвалась Мадлен.
Без сомнения, эта пикантная сплетня перекатывалась по полуострову, как мячик, прыгая от подруги к подруге, от мужа к жене, и скоро настигнет бедную Ренату как раз в тот момент, когда бедняжка будет думать, что больше всего в жизни ее огорчает то, что дочь запугивают в школе.
— Очевидно, маленькая Джульетта хочет пригласить его во Францию, чтобы встретиться с ее родителями, — произнесла Лоррейн, имитируя французский акцент. — О-ля-ля!
— Хватит, Лоррейн! — резко оборвала ее Мадлен. — Это не смешно. Больше ничего не хочу слышать.
Непорядочно было делать вид, что получаешь удовольствие от сплетни.
— Извини, дорогая, — спокойно сказала Лоррейн. — Чем могу быть полезна?
Мадлен оставила заявку, и Лоррейн оформила все со своей обычной расторопностью. Мадлен пожалела, что не послала ей письмо по электронке.
— Значит, увидимся в субботу вечером, — сказала Лоррейн.
— В субботу вечером? О, конечно, на благотворительной ярмарке, — с теплотой произнесла Мадлен, чтобы скрасить впечатление от своей резкости. — Буду с нетерпением ждать. У меня новое платье.
— Нисколько не сомневаюсь, — откликнулась Лоррейн. — Я приду в костюме Элвиса. Никто не говорил, что женщины должны представлять Одри, а мужчины — Элвиса.
Мадлен рассмеялась, снова испытывая симпатию к Лоррейн, чей громкий хриплый смех будет задавать тон веселой вечеринке.
— Значит, увидимся там. Ой, послушай, какими благотворительными делами занимается Абигейл?
— Точно не знаю, — ответила Мадлен. — Собирает средства для «Эмнести интернэшнл». Может быть, это лотерея. По сути дела, надо сказать ей, что для проведения лотереи ей понадобится получить разрешение.
— Ммм, — промычала Лоррейн.
— Что? — спросила Мадлен.
— Ммм.
— Что? — Мадлен крутанулась на вращающемся кресле и столкнула с угла письменного стола папку из плотной бумаги, но успела подхватить ее. — Что происходит?
— Не знаю, — сказала Лоррейн. — Петра недавно упомянула об этом проекте Абигейл, и у меня возникло ощущение, что тут что-то не так. Петра глупо хихикала, выводя меня из себя и делая какие-то туманные намеки на то, что другие девочки не одобряют затею Абигейл, но Петра одобряет, что не так уж важно. Извини. Я говорю неопределенно. Просто мой материнский инстинкт немного меня подвел.
Теперь Мадлен вспомнила тот странный комментарий, появившийся на странице Абигейл в «Фейсбуке». Она совсем об этом забыла в приступе гнева по поводу отмены репетитора по математике.
— Я выясню, — сказала она. — Спасибо за подсказку.
— Возможно, это пустяки. Au revoir, дорогая. — Лоррейн повесила трубку.
Мадлен взяла мобильник и послала Абигейл эсэмэску.
Сейчас дочь должна быть на занятиях, и детям не разрешают пользоваться телефонами до конца учебного дня.