Большая нефть
Шрифт:
— А этот что — на мое место, получается? — спросил Кобенко, даже не повернув ко мне головы.
— Получается, — отрезала Дора Семеновна. — Не засиживайся.
Она ушла, а я опустил свой рюкзак на пол и поздоровался с Кобенко. Мне хотелось, чтобы он ушел, а ему, видать, так сразу уходить совершенно не хотелось.
Он кивнул мне, чтобы я сел, и я уселся на перевернутый ящик.
Он вытащил из-под ватника бутылку с мутной жидкостью.
— Пить
— Буду, — сказал я.
— Кружка есть?
Кружки у меня не было. Кобенко криво улыбнулся:
— Без кружки и ложки пропадешь… Пригласят тебя к общему котлу — а чем зачерпывать будешь? Горстью?
Я пожал плечами и глупо сказал:
— Ну, одолжу у кого-нибудь из товарищей.
— Из товарищей, — передразнил Кобенко. — Ладно, держи вот.
Он снял с полки алюминиевую кружку, дунул в нее, обтер край рукавом и налил самогона. Я думал, что мы будем пить по очереди, но он просто приложился к бутыли. Самогон на вкус оказался совершенно гадкий. И сам Кобенко мне тоже не нравился.
Кобенко сказал:
— Чем заниматься будешь?
— Писать, — нехотя ответил я.
Он сперва вытаращился на меня, как будто я брякнул невесть какую глупость, а потом захохотал.
— Чего? — переспросил он. — Писать? Ты писатель, что ли? У нас тут полна библиотека разных… писателей. Стоят пылятся. Еще один приехал, как будто тех мало… — Он покрутил головой. — Ладно, писатель. И о чем писать будешь?
— Не знаю пока — сказал я. — О людях. Об их трудовом подвиге. О покорении Сибири, об освоении нефтяного запаса Родины…
— Трудовой подвиг, запас Родины… — Кобенко придвинулся ко мне. — О людях он писать будет… Да ты хоть знаешь, что за люди тут?
Я пожал плечами:
— Обычные, советские.
— Как же… Да тут половина — уголовники. Не веришь? Ну, сейчас не верь — потом поверишь… Дора-то Семеновна свое прошлое никому не рассказывает — почему, как прикидываешь?
Я молчал.
— Ты откуда? — вдруг спросил он. — Из Москвы?
— Ну, из Москвы, — признал я.
— Оно и видать… — вздохнул Кобенко. — Дора много повидала. Чего ее сюда занесло, в ее-то годы, в такую глушь? Что она здесь забыла? Не догадываешься? Да брось ты, пей лучше… Ни у кого предположений нет. Да это и не важно. Ты с ней не ссорься, будешь как сыр в масле… К другим приглядись. К передовикам нашим. К Векавищеву, например. С него небось начнешь о людях-то писать…
— С чего вы взяли?
— С того. Ты комсомолец?
— Разумеется.
— Первым делом куда пойдешь?
— В комитет комсомола.
— Правильно… Только комитет комсомола у нас заседает в одной комнате с партячейкой. А там секретарь — Дорошин Макар Степаныч. Ты блокнотик достань, корреспондент, записывай, а то все фамилии перезабудешь.
— Ничего, — сказал я, — у меня память хорошая.
— Дело твое… Дорошин с Векавищевым — старые друзья. Макар Степаныч Векавищева даже к награде пытался представить. За ударный труд. Да только наверху не поддержали.
— Почему?
— Были причины, наверняка были. Наверху не просто так заворачивают инициативы первичных организаций. Вот тебе и тема для раздумий… Дорошин в любом случае тебя первым делом к Векавищеву в бригаду направит. Вот там и приглядывайся. Я тебе еще одну фамилию подскажу — Авдеев. Запомнишь? Авдеев Илья Ильич. Буровик. Тоже передовик производства. Векавищева первый друг. Солидный такой дядька, кепку носит, как у Ленина, почему и называют его запросто Ильич. В жизни не догадаешься, что уголовник…
— Уголовник? Передовик производства? — не поверил я.
Кобенко пожал плечами.
— А что ты так удивляешься? В Москве такого небось не увидишь… Ну, признавайся, писатель, ты ведь живого уголовника вблизи еще не видел! Да ты пей, что ж ты угощением пренебрегаешь? Нехорошо. Здесь тебе много пить придется — привыкай.
Мне не хотелось допивать самогон, но Кобенко внимательно следил, чтобы я проглотил все до капли, и сразу же налил мне еще.
— Гляди, — продолжал он. — Авдеев — фронтовик. Командовал батальоном. Ну. каким батальоном и где командовал — про это сейчас не будем… Потом работал, как говорят, в одной заготконторе. Ну и… — Он свистнул.
— Что? — почти против воли заинтересовался я.
— Что? Да того! Арестовали всех за махинации. Так вот и застрял Авдеев в Сибири. Постепенно на ноги встал, на работу устроился, друзьями обзавелся… Понял теперь, какие тут люди?
— Слушай, Кобенко, — спросил я, — откуда ты все это знаешь?
— Откуда? — Кобенко рассмеялся. — Слухами земля полнится. Ты, главное, не зевай. Ну, писатель, будь. Желаю тебе творческих свершений на ниве, и все такое.
Он хлопнул меня по плечу, подхватил чемодан и вышел.
А я смотрел туда, где он только что находился, и все яснее осознавал, какую ошибку совершил. Мне следовало начинать разговор с парткома, а я приступил к сбору материала самым постыдным образом — расспрашивая местного сплетника.