Большая ночь
Шрифт:
— Он не фанатик. Он не останется! Зачем ему все это нужно?
— В нашей легенде Император Чира потерпел поражение, а его Империя была разрушена, — сказал Те'сс. — Но он боролся. И был еще один, боровшийся вместе с ним, хотя он и
Сексон рассмеялся и указал на окно.
— Вы ошибаетесь, Те'сс, — проговорил он. В его голосе звучало торжество. — Хильтон не дурак, вон он идет.
Высокая фигура Хильтона быстро двигалась по дороге. Он прошел мимо окон и исчез. Сексон обернулся к дверям. Наступила пауза.
— А может быть, дело не в меньшей цели, — сказал Те'сс. — Ибо времена селенитской Империи миновали, как миновали времена короля Артура, и как прошла эра гипер-кораблей. В конце концов, их забрала Большая Ночь. Но с самого начала…
— Что?
На этот раз в окно указал Те'сс.
Сексон подался вперед, чтобы лучше видеть. Он увидел, что Хильтон неподвижно стоит у кромки дороги. Поток прохожих струился мимо, но он никого не замечал. Его
Лицо его выражало глубокое смятение. Потом оно внезапно прояснилось. Хильтон сухо усмехнулся сам себе — решение было принято. Он повернулся и быстро зашагал обратно. Хильтон уходил туда, где его ожидал Денверс и "Ла Кукарача".
Сексон смотрел ему вслед. Человек уходил туда, откуда он пришел, возвращался в то место, которое он никогда по-настоящему не покидал.
— Сумасшедший — сказал Сексон. — Он не может это сделать! Никто не отказывается от работы в Трансмите!
Те'сс бросил на него мудрый, бесстрастный взгляд.
— Трансмит слишком много для вас значит. Трансмиту нужны люди, подобные вам, чтобы сделать его великим, чтобы он мог расти. Вы — счастливый человек, Сексон. Вы плаваете вместе с течением. Через сотню лет, через две сотни лет вы могли бы оказаться на месте Хильтона. Тогда бы вы поняли. Сексон непонимающе смотрел на него.
— Что вы имеете в виду?
— Сейчас Трансмит растет, — тихо проговорил Те'сс. — Он велик благодаря людям, подобным вам. Но Трансмит тоже придет к своему концу.
Он пожал плечами, глядя нечеловеческими, гранеными глазами за кромку кратера на блестящие точки света, который лишь подчеркивал необъятность Большой Ночи.