Большая охота на акул
Шрифт:
Вдруг загорелся зеленый свет, и «форд» рванул вперед, как ракета. Я тоже поддал газу и ярдов двести шел бок о бок с ними, наблюдая за копами в зеркальце, а мой адвокат продолжал вопить:
– Стрелять! Трахать! Нюхнуть! Кровь! Героин! Насиловать! Дешевый! Коммунист! Всадить тебе в зенки!
Мы на полной скорости приближались к «Цирк-Цирк», и оклахомская машина резко сдала влево, пытаясь прорваться к повороту. Я слегка осадил «кадиллак» и тоже стал мигать, мол, поворачиваю, и несколько секунд мы шли бок о бок. Парень за рулем «форда» боялся меня ударить, в его глазах застыл ужас.
Парень на заднем сиденье потерял над
– Грязные ублюдки! Только остановитесь, и я вас убью! Да будьте вы прокляты! Выродки!
Казалось, он, одурев от ярости, готов прыгнуть из окна прямо в нашу тачку. По счастью, «форд» у них был двудверный. Он не мог выбраться.
Приближался следующий светофор, а «форд» все еще пытался проскочить влево. Мы оба шли на полной. Оглянувшись через плечо, я увидел, что остальные машины сильно отстали и справа свободно. Так что я резко тормознул, от чего мой адвокат завалился на приборную доску, и едва «форд» вырвался вперед, проскочил за его хвостом в переулок. Резкий правый поворот через три полосы – зато сработало. «Форд» мы оставили заглохшим на левом полуразвороте, посредине встречной полосы на перекрестке. Если немного повезет, водилу арестуют за нарушение правил уличного движения.
* * *
Мой адвокат все еще смеялся, когда, перейдя на первую передачу и выключив фары, мы блуждали по пыльному лабиринту закоулков неподалеку от «Дезерт инн».
– Господи Иисусе, – сказал он. – Этих «оки» все-таки проняло. Парень на заднем сиденье пытался со мной схлестнуться! Черт, да у него пена изо рта шла. Я бы вырубил придурка слезоточивым газом… уголовный психоз, полный нервный срыв… никогда не угадаешь, когда они взорвутся от злости!
Я резко вывернул в переулок, который как будто выводил из лабиринта, но вместо плавного скольжения, сволочной «кадиллак» едва не перекувырнулся.
– Срань господня! – взвизгнул мой адвокат. – Да включи же долбаные фары!
Он цеплялся за ветровое стекло, внезапно у него снова начался большой проблёв, и ему пришлось высунуться из машины.
Я не желал сбавлять скорость, пока полностью не удостоверюсь, что нас никто не преследует, особенно «форд» из Оклахомы: люди в нем явно опасны, по крайней мере пока не остынут. Стукнут ли они в полицию об этой кошмарной стычке? Скорее всего, нет. Все произошло слишком быстро, свидетелей не было, и велики шансы, что им все равно никто не поверит. Рассказ о том, как два пушера в белом «кадиллаке» с откидным верхом слоняются взад и вперед по Бульвару, стремают и оскорбляют на светофорах абсолютно незнакомых людей, на первый взгляд, покажется абсурдом. Даже Сонни Листон в своем беспределе так далеко не заходил.
Мы еще раз свернули и снова едва не перекувырнулись. «Коп де виль» – далеко не идеальная тачка для сверхскоростных разворотов и поворотов в узких улочках жилых кварталов. Передачи запаздывают, не то что у «красной акулы», которая довольно четко слушалась руля в ситуациях, когда требовался быстрый четырехколесный вираж. Но «кадиллак» в критический момент не парил, как птица, а имел тенденцию пробуксовывать, создавая тошнотворное ощущение «ну здрасте, приехали!».
Сначала я думал, проблема в спущенных шинах, а потому поехал на бензозаправку рядом с «Фламинго», где подкачал их до пятидесяти фунтов каждую, основательно напугав механика, которому пришлось объяснить, что шины у меня «экспериментальные».
Но
– Только без меня. Вот. – Он протянул мне насос. – Это твои колеса. Ты и делай.
– А что не так? – спросил я. – Думаешь, они семьдесят пять не сдюжат?
Механик кинул и опасливо отошел подальше, когда я начал разбираться с левой стороной.
– Вот именно. Этим шинам надо двадцать восемь спереди и тридцать два сзади. Черт, уже пятьдесят опасно, но семьдесят пять – это безумие. Они лопнут!
Я отрицательно замотал головой, продолжая накачивать переднее левое колесо.
– Я же говорил. Эти шины разработали в лабораториях «Сандоз». Они специальные. Я могу загнать в них до сотни.
– Боже всемогущий! – простонал он. – Только здесь этого не делай.
– Не сегодня, – отозвался я. – Хочу увидеть, как они поворачивают на семидесяти пяти.
– Вы даже до угла не доберетесь, мистер, – хмыкнул механик.
– Посмотрим, – заметил я, переходя с насосом к заднему колесу.
По правде говоря, я нервничал. Резина спереди была натянута похлеще кожи на барабане. Когда я заворачивал колпачки, на ощупь она была, как тиковое дерево. «А какого черта, – думал я. – Ну и что такого, если они лопнут?» Не так часто предоставляется шанс провести фатальные эксперименты с новехоньким «кадиллаком» и четырьмя совершенно новыми, только что с конвейера, колесами за восемьдесят долларов. А вдруг тачка будет поворачивать, как «лотус илэн»? Если нет, мне надо только позвонить в VIP агентство и договориться, чтобы пригнали новую. Может, пригрозить судебным иском, потому что все четыре колеса лопнули, когда я ехал в час пик. Потребовать на следующий раз «эльдорадо», с четырьмя «мишлен икс». И пусть все запишут на счет… а его я переведу на «Сент-Луис Браунз».
Как оказалось, с подкачанными шинами «кадиллак» заработал весьма прилично. При езде чуть трясло, я чувствовал каждый камень, попавший под колесо на автостраде, – словно катишься на роликах по гравиевой дорожке. Тем не менее тачка начала поворачивать очень и очень стильно – напоминало езду на мотоцикле на предельной скорости под проливным дождем: едва оскользнулся и ба-бах! – кубарем летишь за заграждение, выделывая сальто-мортале с головой в руках.
Через полчаса после стычки с «оки» мы остановились у ночной забегаловки на шоссе на Тонопу, на задворках убогого, вонючего и грязного гетто под названием Северный Лас-Вегас. По сути оно было уже за городской чертой. В Северный Вегас попадаешь, только когда в один прекрасный день слишком круто облажался на Бульваре, когда твоему появлению не рады даже в дешевых заведениях вокруг «Казино-Центр».
Это ответ Невады на Восточный Сент-Луис: трущобы, кладбище, последняя остановка перед пожизненной ссылкой в Или или Виннемуку. В Северный Вегас попадаешь, если ты затасканная уличная калоша лет под сорок и люди синдиката на Бульваре решили, что ты уже недостаточно хороша, чтобы обслуживать птиц высокого полета, или если ты сутенер, у которого накрылся кредит в «Песках», или если ты – как это называется в Вегасе – «пропащий». Последнее может значить все, что угодно, от паршивого алкаша до наркомана, но с точки зрения коммерческой приемлемости это означает, что из хороших мест тебя вышибли.