Большая охота
Шрифт:
Медведь же обычно отнюдь не стремится выйти на ровную заснеженную поверхность, где лихой ездок нагонит его в считанные минуты. Не только потому, что опасается бравых снегоход – чиков, – ему на чистом снегу просто нечего делать. То есть нечего есть.
Найти его чаще всего можно там, где находится его пища, – на обтаявших пятаках каменных россыпей. На очистившейся от снега тундре, а то и вовсе среди кустов стланика, освободившихся от вязких объятий сугробов. Поэтому если опытный проводник понимает, что выгнать медведя на открытое пространство, где его можно догнать снегоходом, не удастся, то наступает очередь подхода.
Подрастающие
Охота с подхода
Охота с подхода на невысоких, «мягких», как их принято называть (мягких по очертаниям, а не по составляющему материалу), сопках востока России имеет достаточно устоявшийся «сценарий». Сперва охотники занимают какую-нибудь господствующую высоту, откуда открывается обзор обширной территории, поросшей редкими невысокими куртинами вездесущего кедрового стланика. Вдумчивый читатель скажет мне, что там, где заросли стланика гуще и обширнее, медведей гораздо больше, ибо едят они, как правило, именно эти вот кедровые шишечки-орешки. Больше-то их, конечно, больше, но проблема заключается не только в наличии медведей, но и в возможности беспрепятственного подхода к оным. Я регулярно объясняю охотникамспортсменам, что не поведу их в куртину высокого стланика размером километр на полкилометра, даже если в ней будет стоять мишка размером с африканского носорога. То есть пойти-то, конечно, туда можно, но уж медведя вы в результате барахтанья среди пружинящих стволов и сыплющихся на лицо длинных пахучих иголок не найдёте совершенно точно. Вы его в этих кустах просто не увидите! А если случайно и подойдёте на расстояние ближе ста метров (притом что видимость у вас будет ограничена пятью, в прогалах – десятью шагами), то зверю будет достаточно сместиться в этих кустах ещё метров на пятьдесят – и он окажется в совершенной безопасности.
Поэтому я и говорю: охотиться на медведя надо не там, где его больше всего, а там, где его проще взять.
Итак, под нами располагается широкий увал, обрывающийся с одной стороны к Охотскому морю трёхсотметровым клифом-обрывом, а с другой – переходящий в ту самую, сплошняком заросшую стлаником, долину ручья Таванай. В которой, натурально, медведь на медведе сидит и медведем погоняет. Только мы их не видим.
Гостей у меня двое: со мной Сергей, горный охотник, добывший не один десяток самых престижных баранов и козерогов, а в лагере, в километре от нас, – Юрий. Он не охотник – просто сопровождает Сергея в сафари. Сегодня он дежурит в переносном палаточном лагере на морском побережье, в то время как мы, охотники, лазаем по горам за очередным «самым большим медведем».
Дежурство Юрия в лагере необходимо ещё и потому, что вчера во второй половине дня непосредственно вокруг лагеря и на ближайших сопках мы насчитали тридцать двух разных медведей. А именно посмотреть на медведя вблизи и было основной
целью поездки Юры в наши края. Я проверяю Юрин дробовик, при этом объясняю, что стрелять в медведя он может только в крайнем случае:
– Тебе будет достаточно показать медведю, что в лагере находится человек. Не кричи на него, лучше просто говори в полный голос. Камнями кидайся: медведи этого не любят. Ну а если придётся стрелять, то лучше ему под лапы, чем в воздух. В общем, с богом.
Вот мы с Сергеем сидим на вершине горы и наблюдаем, как в лагерь к Юрию по безлесой тундре валит очередной косолапый.
И медведь, и лагерь хорошо заметны на блёклом серо-жёлто-зелёном скомканном одеяле охотского берега. Лагерь – это две палатки, зелёная и жёлтая. Они выделяются, как осколки разноцветных бутылок. Юрий в камуфляже, его между палатками и не видно. Медведь, из-за большого расстояния напоминающий чёрную спичечную головку, катится между кустов и выходит на столбовую тропу, ведущую в устье ручья.
К нашему лагерю то есть.
Медведь на морском берегу.
Двигается медведь шустро, но не сказать, чтоб очень: у него много разных дел, понимаешь. То здесь, то там он задерживается секунд на десять, а то и на минуту. Как человек, часами наблюдавший этих животных вблизи, я понимаю: тут он копнул когтистой лапой муравейник, тут слизнул десяток ягод брусники, а тут, возможно, яйцами из гнезда позавтракал. И всё равно он выйдет на морской берег – покопаться в грудах гниющих водорослей, поворочать камни в поисках спрятавшихся под ними бычков и налимчиков, порыться в гальке, откапывая в ней спрятавшихся рачков-бокоплавов…
А тут на тебе – лагерь…
Медведь уже дошёл до лагеря и обходит его по дуге. Между палатками мы замечаем шевеление – это Юра занимает стратегически выигрышную позицию. Стратегически выигрышной в этом случае может быть лишь одна позиция – оказаться с наветренной стороны от медведя и дать ему уловить струю живого человеческого запаха. Судя по всему, Юре это удаётся не сразу: медведь всё приближается и приближается – с нашей вершины кажется, что он уже почти вошёл в лагерь, – а потом вдруг пускается наутёк, подпрыгивая, как мячик, и мелькая между тёмно-зелёными пятнами стланика.
– Интересно, что же там произошло, – задумчиво произносит Сергей.
Нам обоим понятно: ни криков, ни даже выстрела на таком расстоянии мы бы не услышали. Смеёмся – и тут же замолкаем. Потому что замечаем на местности некоторые изменения.
Прямо на плоскогорье перед нами пасётся пять медведей. Все они довольно далеко друг от друга, и все мелкие. Нет, правда, у меня есть сомнения насчёт одного из дальних, то есть он вполне может оказаться длиной семь футов, но мы охотимся лишь второй день. И пока этот семифутовик – явно не тот зверь, чтобы тащить его шкуру на своём горбу за четыре километра к лагерю. Поэтому мы сидим и ждём.
Наш медведь приходит со стороны берегового клифа. П не один, если можно так сказать. Он тащит за шею, как кошка крысу, другого медведя, задавленного. Я сравниваю габариты обоих зверей по имеющимся у меня «меткам» на местности: медведь-хищник хоть и довольно приличный, но не гигант, однако и задавленный мишка – совсем не щенок. Но нас с Сергеем интересует не это. А то, где остановится большой медведь, дабы начать кушать своего задавленного собрата.
Медведь тащит свою жертву на удивление быстро. Маленький – не маленький, но убитый зверь весит гарантированно больше центнера. А волочёт его хищник практически бегом. Пробежит метров двести, бросит жертву, чуток отдохнёт – и снова бежать. Я холодею от мысли, что он сейчас забьётся вон в те самые стланиковые заросли – и выковырять его оттуда будет не в состоянии никакая человеческая сила. Вернее, сила-то такая у человечества имеется, но в нашем распоряжении ныне отсутствует – это вертолёт Ми-24.
Кедровый стланик – основа существования бурого медведя на Дальнем Востоке.
Опасения мои оправдываются наполовину. Медведь добирается до рубежа, за которым разреженные кусты стланика сбиваются в плотную массу, и там залегает. Я смотрю на него три минуты… десять… Похоже, он уже никуда не торопится.
– Подходим, – говорю я Сергею.
Винтовка Сергея – Mauser Mod. 03 под патрон.30–06, минимально достаточный для стрельбы крупного медведя. Патроны снаряжены пулями Hammerhead весом 14 граммов. Но для такого случая я бы, конечно, предпочёл увидеть у него в руках что-нибудь, что позволит наделать дырок побольше. Уж очень близко кусты, и медведь достаточно крупный. Один кувырок – и нам возиться с ним и возиться…