Большая пайка (Часть четвертая)
Шрифт:
– Уж как-нибудь, – недовольно пробормотал Ларри. – А то я сам до этого не додумаюсь. Обязательно просить надо?
– Я не об этом. Просьба в другом. Когда рассчитаемся, а он еще не будет знать и придет в последний раз, возьми его за шиворот, выведи на лестницу и дай ему ботинком в жопу. Как следует. Чтобы до входной двери летел. Обещаешь?
Ларри снова поймал взгляд Федора Федоровича и кивнул:
– Обещаю. Будет лететь.
Круг
Платона, будто состоявшего из одних только острых углов и зигзагов, геометрический образ круга всегда пленял своим
И сейчас, когда совершалось покушение на святая святых, на проект, которому он посвятил столько времени и сил, на уже реально ощущаемую им власть над Заводом, Платон снова вернулся к идее круга, черпая в ней вдохновение.
Формально говоря, при перемещении по замкнутому контуру не совершается работа. Не расходуется энергия. Не выделяется тепло. Не растут огурцы и не воздвигаются дома. Из всех видов движения этот – самый бессмысленный. Из всех теоретических моделей эта – самая плодотворная.
Завод не зря считался флагманом отечественной экономики, хотя и существовал не благодаря, а вопреки всем постулатам экономического развития. Его не интересовали ни законы рынка, ни предпочтения потребителей, Завод слишком долго сам был законотворцем и диктатором, чтобы вот так просто, в одночасье, измениться в эпоху рынка и нарождающегося либерализма. Белые телефоны, соединявшие в прежние времена заводскую верхушку со Старой площадью, Госпланом и Совмином, никуда не делись, они остались, сменились лишь собеседники на том конце провода. Да и то не все.
Что? Налоговая инспекция возникает? Николай, у нас проблемы с налоговой? Так... так... Ну вот что. Не умеешь решать вопросы, пошел на фиг с Завода. Понял меня?.. Иван Иванович, это я, здравия желаю... Как семья?.. Как там у вас обстановочка?.. Что вообще слышно? Тут у меня вопросик есть. Твои обнаглели совсем, лезут с проверкой, грозятся счета заблокировать Ты же понимаешь, сколько на Заводе народу, да смежники, то-се... Рабочий класс нельзя обижать... Ты скажи своим, чтобы угомонились... Заплачу, конечно... В следующем квартале начну платить... Есть... Есть... Привет семье... Николай, пошли ты этих инспекторов сами знают куда и распорядись на проходной, чтобы больше не пускали... Решил я все... Работать надо, мил человек, работать...
И налоговики, на которых безжалостно давили и из центра, и из местной администрации, быстро понимали свое место и разве только в ногах не валялись, вымаливая хоть что-то, когда на улицы в очередной раз выкатывались толпы осатаневших пенсионеров и бюджетников и исполнительная власть, доведенная постоянными неплатежами до полного психоза, начинала метать громы и молнии.
Хоть что-то дайте! Хоть немножко! Хоть часть! Задницу прикрыть! Ведь выгонят же с работы, ей-богу выгонят!
Что-то, конечно, подкидывали. В местный бюджет старались платить побольше – все же свои. В федеральный – поменьше: Москва далеко. Во всякие фонды – да гори они огнем! Туда сколько ни плати, все равно
Пенсионному фонду Завод должен был какие-то уж совершенно немыслимые деньги. Завод считался – да и на самом деле был – градообразующим предприятием, в городе на нем работал каждый пятый. А если считать по семьям, то каждая вторая семья так или иначе кормилась вокруг Завода. Но как ни крути, а три четверти денег, уплаченных в Пенсионный фонд, из города уходили в область, но и там не задерживались – прямиком перекачивались в Москву. И так уж повелось, что четверть положенного Завод более или менее исправно отстегивал, а остальное – извини-подвинься. Неизвестно кого кормить – дураков нет. Одно время инстанции пытались наезжать, но белые телефоны исправно отрабатывали свое. Десяток-другой машин отгрузишь, куда скажут, – и все путем. Местный налоговый босс уже перестал трястись за свое кресло – удрученно вздыхая, он лишь сочинял и ежеквартально подписывал с заводским начальством сводку взаиморасчетов, в которой суммы долгов росли выше неба, да составлял очередной график погашения, зная, что он никогда не исполнится, как ни разу не исполнились все предыдущие.
Пожалуйста, заплатите налоги
...На банкете после ежегодного собрания трудового коллектива налоговый босс, приглашенный наравне с иным начальством, дождался, когда произнесут официальные тосты, когда наступит долгожданная расслабуха, и затем, скромно подойдя к директору, промямлил:
– Тут дело такое... Задолженность... Поговорить бы надо...
– Господи, – расстроился директор. – Нашел время! Завтра приходи.
– У меня есть одна идея, – не отставал налоговик. – Я тут в газете прочел. Можно весь долг погасить сразу. Или частями. Как скажете. Главное, что без денег...
– Без денег? – директор заинтересовался. – Это как же?
– Выдайте мне векселя. Хотите – на всю сумму. Хотите – на часть. Я их приму в оплату долга. И пусть лежат. Вам это не будет ничего стоить, а у меня... ну, дыра-то... она и прикроется...
– Ага! – иронично сказал директор. – А больше ты ничего не хочешь? Я тебе векселя, ты их завтра продашь, а послезавтра ко мне судебный исполнитель придет. Умнее ничего не мог придумать?
– Да кто ж к вам придет? – налоговик даже расхохотался. – Кто же к вам сунется? А и попадет этот вексель к кому-нибудь, так что? Учтете его за десять процентов, да с выплатой в рублях, да без интереса, да в течение пяти лет. Впрочем, что я вам рассказываю? Вы же с поставщиками так и рассчитываетесь. Разве нет?
Директор призадумался. Налоговик говорил правду. И хотя на Пенсионный фонд директор давно махнул рукой, но что-то все-таки внутри поднывало: не может ведь эта лафа длиться вечно, когда-нибудь да обломится. Может, и вправду лучше рассчитаться одним махом? Здесь все же не шутка – бюджет! налоговое законодательство! – а с векселями свой брат производственник или коммерсант придет, с ними понятно, как разговаривать.
И директор принял решение.
– Заходи завтра. В десять, – сказал он. – Потолкуем. Назавтра договорились так. Заводские финансисты подсказали директору, что долго держать векселя в Пенсионном фонде негоже – долг он и в Африке долг. Правильно будет, если налоговик от этих векселей избавится – и чем быстрее, тем лучше. Хотелось бы, конечно, знать, кому он их будет продавать.