Большая родня
Шрифт:
— Спите мне тамечки! — мягко звучит подольский говор.
— Лишь бы не тутечки, — невинно бросает тенорок. — Сейчас буду спать.
На крохотной полянке в рамке теней колышется озерцо лунного сияния. Здесь командиры и Кошевой наклоняются над картой-пятиверсткой, разбирая подробную записку Сниженко о развертывании диверсионной работы на железной дороге. Вверху, задыхаясь, проплывают на восток бомбардировщики.
— Понесло заразу! — отозвался сердитый голос из глубины лагеря.
— Высоко летает.
— Да низко будет садиться.
— Это верно, братцы.
— Может вы бы уже спали?
— А мы еще к девчатам не ходили! — И снова смех.
Потом какая-то минута абсолютной тишины. И вдруг:
Взвейтесь, соколы, орлами, Полно горе горевать.Переливчатый тенорок, негромко трепеща, сразу же берет за душу. Несколько голосов, оберегая, догоняют его и вместе, в лад, поднимаются над лесом, перевитым лучами.
То ли дело под шатрами В поле лагерем стоять.— Молодость! — Иван Васильевич потеплевшим взглядом смотрит на Сниженко и Недремного.
Высокий лоб Сниженко нахмурен, обвит неотложными заботами. На бледном худощавом лице рабочего резкой тенью чернеет шрам — след гражданской войны, на темных устах — родительская улыбка.
«Свою молодость вспомнил» — догадывается Иван Васильевич. Он очень обрадовался, когда обком КП(б)У порекомендовал командиром отряда Алексея Недремного, который до двадцатого года воевал на Подолье, а в тридцатых годах работал двадцатипятитысячником и не лучше ли остальных знал все дороги и тропинки их района.
— Взрывчатки, взрывчатки маловато, Иван Васильевич, — Сниженко освещает электрическим фонариком на карте узелок дорог.
— Ежедневные встречи и прощания.
— Должны быть ежедневными, — еще больше мрачнеет Сниженко. — Тыкву под этот узелок не подложишь.
— Завтра, верней — сегодня, немного поправим наши дела.
— Как, Иван Васильевич? — надежда, радость и недоверие переплетаются в голосе Сниженко.
— Вчера был в штабе стрелковой дивизии. Начальник политотдела взялся нам помочь.
— Малыгин?
— Малыгин.
— Тогда будет дело, — веселеет Сниженко. — Как бы еще к артиллерийской бригаде подобраться? Эх, если бы меня хоть на один день начальником артобеспечения назначили.
— Тогда артиллеристы даже без НЗ остались бы, — бросает Недремный.
— Виктор Иванович, если к тебе обратится Дмитрий Горицвет, принимай его в отряд.
— С радостью. Настырный мужичонка. Снайпер и саблей удивительно действует. Как его здоровье?
— Еще недели две поваляется в постели.
Издали застучали подковы, проснулось эхо, все громче выверяя свой бодрый голос. Потом чей-то окрик останавливает шум коня и эха.
— Иван Васильевич, вас разыскивают. Посильный! — отозвался из-за деревьев голос часового.
— Корниенко?
— Корниенко.
— Пропускай! — приказал Недремный.
Наступая на тень, появился посыльный.
— Иван Васильевич, весь детдом до последнего человека посажен в эшелон. В одиннадцать пятнадцать эшелон отправился в соответствии с маршрутом.
— Вот и хорошо. Бомбардировка станции была?
— Была. Раскрошили левое крыло вокзала. Еще вам есть телеграмма от заместителя директора МТС, — подал вчетверо сложенную бумажку.
Кошевой громко прочитал: «Успешно движемся собственным ходом тчк предложенный маршрут оправдал ожидания привет Кабиш».
— Что в райкоме?
— Работают, Иван Васильевич.
— Ко мне есть люди?
— Да. Из самых отдаленных сел пришли. Мороз и Кириченко. Мороз такую бучу поднял, аж слушать противно: почему ему не дают скот для выезда. Хочет с собою забрать все хозяйство, все бебехи и пашню. Раньше вроде ничего человек был, а теперь проявил себя всяким таким элементом.
Иван Васильевич с удовлетворением посматривал на возмущенное лицо посильного. Колхозников Мороза и Кириченко, умных, преданных и трудолюбивых, райком оставил для подпольной работы — связистами. Вот они теперь и начали играть «всяких таких элементов с единоличными пережитками». В особенности придирчивым показал себя Мороз.
— Еще дашь мне лошадей и волов, — люто грозил своему председателю колхоза.
— Дождешься!
— И таки дождусь!
— Когда рак свистнет, — презрительно отвечал тот, отворачиваясь от Мороза.
— Я тебя свистну, так свистну, что и в области узнают. Непременно в райпартком пойду! Там найдут на некоторых председателей управу… Свистун!
И Мороз в соответствующее время таки пошел в райком, чтобы, конечно, встретиться с Иваном Васильевичем.
Начинало светать. Ширился, светлел и розовел лес. Иван Васильевич, направляясь навстречу заре, пошел к машине. Новый день, новая работа ждали его, и наибольшая — по проверке и отбору кадров для подполья.
XІІІ
Просторный строгий кабинет, портреты вождей, две карты и стопки книг. На обклеенных бумажными полосами окнах золотится солнечная пыльца, за окнами ветер нагоняет на выгоревший горизонт неповоротливые плоты белых облачков.
Перед Павлом Михайловичем Савченко нет ни одного из ежедневных донесений райкома. И только небольшой кусок бумаги с кургузыми строками каких-то иероглифов. Но Павел Михайлович не обходит ни малейшего вопроса подготовки подполья в районе.