Большая родня
Шрифт:
Напрягает до боли мозг и ничего не может понять. Только смех обдает его, липкий, как осенняя паутина на стернях. Голова шумит и вздрагивает от звона.
— А не под хмельком ли ты? — смеясь, кладет ладонь ему на лоб. — Так и есть, что выпил.
Отклонить бы руку, пойти, не оглядываясь, домой. Но так приятно чувствовать ее прикосновенье.
Чтобы немного прийти в себя, усаживается на перелазе. А рука Федоры уже мягко перебирает его кудри.
— Пошли — угощу.
«Никуда не пойду», — хочет ответить сердито и кривится от своего бессилия. Не может отринуть рук, приклоняющих его.
«Эх, и молодица же, сам черт ложку меда вложил в нее», — припоминает слова Варивона.
— Что же, можно. — Зацепляясь ногой за дерево, переступает перелаз, еще раз оглядывается незрячими глазами и идет к вишняку, где притаилась хата.
Если бы Григорий не опьянел в ту минуту, может, увидел бы, оглянувшись, что посреди улицы, против перелаза застыла высокая фигура.
«Э-э, Григорий, нетвердая твоя любовь, не умеешь своего счастья уважать. Или может, он по водку пошел? — еще сам себе не верит Дмитрий. — Как раз по водку. Видно, не раз заходил сюда». Сильное удивление сменяется скрытой радостью и будто бремя спадает с его плеч.
«Не умеешь своего счастья уважать, — повторяет он, смыкает уста, чтобы не улыбнуться, и сразу же мрачнеет. — А что мне от того? Как любила его девушка, так и будет любить, может, и вовеки не узнает, что связался парень с беспутной бабой». Тем не менее не может скрыть, что вопреки беспокойству сердце его получило облегчение.
XXXІ
В сетке Млечного пути уже трепетали поздние созвездия, когда Павел Михайлович возвращался из коммуны имени Фрунзе.
Сегодня в жизни района незаурядный день — оформился первый куст колхозов. Он в самом деле веселым зеленым кустом разросся вокруг коммуны, разъедая, оттесняя рябизну латаных полей. Живой пример нового хозяйствования, повседневная работа актива, рядовых коммунистов, районных работников увенчалась успехом. И проводить кустовое совещание в новом клубе была сама приятность. Кроме того, из Москвы пришло известие, что на Всесоюзной конференции коммун фрунзенцы получили премию. Район явным образом крушил рамки обычной серединки, которую так недолюбливал и зло высмеивал секретарь окружкома. Уже не одинокий островок, а небольшой архипелаг горделиво поднимался над волнами узких застарелых нив. Уже осторожный крестьянин, вдоль и поперек изучив коммуну и заглянув во все щели, изумленно разводил руками:
— И что оно за знак? Скажи: своими же глазами видел, как несколько лет назад в двух землянках вмещалась вся коммуна. На целый гурт три пары сапог было. По снегу босыми ходили. А теперь в хоромах живут! А пшеницу какую вырастили. И название подходящее — «Триумф Подолья». По сто двадцать три пуда с десятины вкруговую дала. Прямо сказка! Не увидел бы сам — не поверил бы. И опять-таки трактор не отравляет землю, а такой ломоть воротит, что сразу же свежим хлебом пахнет.
Еще прислушивался к разговорам, сердцем медленно, тщательно взвешивал каждое слово и факт, а потом решительно, на глазах всего села, писался в коллектив. Правда, иногда забывал привезти новую шлею или колесо. Однако соседи, даже знавшие, что жена думает приготовить на обед, напоминали об этом, и хозяину приходилось искренне удивляться:
— Ты смотри! В самом деле забыл. Это баба мне голову задурила своей болтовней. Как начнет тарахтеть — очумеешь.
Суровая живая действительность, насыщенная героикой борьбы, перевитая трагическими ситуациями, инициативой масс, неусыпной работой, бытовым комизмом, — все это во всей сложности перекрестных дорог и тропинок возникало перед Савченко, как возникает широкий рассвет на пересеченной местности…
Бричка пулеметной скороговоркой загрохотала по мосту. Под мостиком в реке шумела вода; в полусне вздыхало мельничное колесо; обрызганное сиянием созвездий, оно позванивало упругими малиновыми ручьями. Весь огромный плес пруда торжественно шевелил звездную карту. Иногда рыба разбивала ветку созвездия, и оно долго не могло собрать вместе отряхнутые плоды.
Тихая улыбка затрепетала на худощавом лице Павла Михайловича. Он видел, как прибрежные звезды, удлиняясь, падали в новые реки и зацветали светлым цветом в повеселевших домах.
«Как электрическая лампочка разгибает, изменяет жизнь. Люди другими становятся. Недаром ее прозвали лампочкой Ильича».
Ясное веяние коммуны и веяние бессмертного предвидения сияло над ним широким крылом. В этом веянии вставал светлый завтрашний день.
Недалеко от берега захлюпали весла. Сильный девичий голос всколыхнул настоянную тишину. Потом с ним побратался задумчивый тенор, и песня в широком звучании начала растекаться над водой. Легко скользнула лодка; темные, будто вырезанные из дерева, силуэты парня и девушки задрожали на звездной дорожке.
— Поют! — Так сказал, будто новость открыл, спокойный возница. — И хорошо поют. Не так, как мы когда-то…
— Как это понять, Афанасий Яковлевич?
— Слышите: печальная песня. И голоса звучат грустно. Однако вслушайтесь, на душе у певцов нет печали. А когда мы эту песню в экономии пели — каждое слово, как вдова, голосило. Время не то, Павел Михайлович. За этой песней моя молодость, как бесплодная каменная гора, встает, а для моих детей — там только голуби летают.
— Потому что молодость только на нашей земле началась, — призадумался Савченко, припоминая свою преждевременно поседевшую юность. — Что Павел пишет?
— Скоро электротехником приедет. О, слышите, люди гомонят. Как раз с сельсовета расходятся. Неверное, тоже о хлебозаготовке говорили или про соз и коллектив.
У плота в чьей-то руке крохотным флажком замерцал огонек, на миг осветил головы двух крестьян. Грубоватая речь четко повисла над притихшим прудом.
— Погода же стоит как золото.
— Зерно само в землю просится.
— Значит, наш соз дней через десять получит скотину?
— Так Иона Чабану передавал. Он не обманет. Авторитетный человек.
— Говорят, жена его заболела.
— Разве на болоте не схватишь горячку? Комарья же там — черные тучи. Жена его, слышал, в бригаде Котовского сестрой была.
— Боевая. По всему видать.
Эти слова, как песня, взволновали Павла Михайловича. В них невидимой интонацией звучала речь, чувствовалась уверенная рука старого большевика Марьяненко, которого недавно райком послал в село на постоянную работу.
Подъехав к райпарткому, Савченко сразу же вызвал начальника райземотдела. Высокий статный бессараб Иона Чабану скоро бесшумно вошел в кабинет секретаря…