Большая родня
Шрифт:
— Кожевенный?
— Кожевенный. По последнему слову техники. А рядом новая электростанция возводится, белая-белая, как яблоня в цвету, и мощная, куда там старой бухикалке до нее. Вот забыл, на сколько тысяч киловатт. Всем предприятиям и окрестным селам свет даст. Словом, небольшой наш Днепрогэс. На глазах меняется город. Камень кругом в руках рабочих прямо от зори идо зори, как жаворонок, поет.
— Насмотрелся?
— Насмотрелся, возя хлебозаготовку за Варчука. Думала старая лиса обмануть государство. Хитро задумал запрятать хлеб, но комсомольцы проследили за ним. Не удалось уклониться от сдачи. Теперь темнее тучи ходит. Как-то я засмеялся к Софье — хлеб как раз насыпали, — так волком ощерился: «Рад, что кровное мое возишь, погибели на вас нет». А я ему так, с прижимом: «Не о нашей погибели речь, дядя Сафрон. На жизнь наше идет». — Так чуть арапником не огрел. От злости в один момент морщины потом налились. Злится, как пес. Однажды даже какого-то гостя сразу, значит, и не поздоровавшись, ошпарил: «И в левых и в правых уклонах болтается, а ничего путного сделать не может». Потом покосился на меня, затих.
— Я, Варивон, чуть на горячем в лесах Созоненко не поймал. Надо проследить. Где-то около пасеки хлеб прячет…
XXXІІІ
Мягкий сентябрьский день неводом затягивал солнце в сизоватые крылья, и только иногда оно, скользнув над рваной, клубящейся прорехой, мелькнет золотым плавником, и просвет заиграет в темных водах трех прудов, и все село, как из волн, поднимается вверх; новые земли, затемненные до сих пор, побегут, тенями трепыхаясь за дорогами.
Не слышал Дмитрий, что тарахтел Варивон. Тугим клубком сбивались мысли, надежды.
— Григорий пошел куда-то, — тронул рукой за плечо Варивона.
На далекой тропе, ведущей к лесу, появилась невысокая фигура Григория. Между ним и парнями широко легли задумчивые огороды; зеленую реку матерки осветил луч из-за туч и потух возле группы дедов-подсолнухов, которые держали какой-то совет, касаясь друг друга потемневшими фарами.
Увидев из-за деревьев дом Бондарей, заколебался: может, вернуться…
Но, поймав на себе насмешливый, любопытствующий взгляд Варивона, нахмурился и решительно пошел к воротам.
Бондари как раз обедали и совсем не надеялись на таких гостей. Засуетилась Марийка по дому, Югина вся смутилась и положила ложку на стол. Только Иван важно встал из-за стола, поздоровался и обратился к жене:
— Марийка, у нас найдется на чем гостей посадить?
Марийка принесла из другой хаты стулья.
— Садитесь, садитесь и извиняйте, что такое в доме застали: гости неожиданные, хозяева неубранные, — приглашала за стол Марийка.
— А непрошеный гость что увидит, то и поест, — подмигнул Югине Варивон.
Та, краснея, улыбнулась, и Дмитрий ощутил такой покой, будто не раз уже бывал у Бондарей. Удивился, что сразу же завязался разговор, простой, непринужденный, о всяких хозяйских делах.
После обеда Марийка присела ближе к Дмитрию. И с каждой минутой чувствовал, как невидимыми нитями возникала между ними приязнь, каждое слово его не слушала, а кажется, пила Бондариха. Только Югина молчала, и часто по задумчивому лицу пробегали тени. Дмитрий угадывал, что сейчас девушка думает о Григории, может, догадывается о причине их прихода, но верит и не верит, беспокоится и изумленно посматривает на Варивона. Видно, что и Иван был рад парням, хотя и переводил насмешливые глаза на жену, которая таяла, как воск, от почтенных речей Дмитрия. Простились аж в сумерках.
— Не обходите же наш дом, — подала сухую желтую руку Марийка и приязненно глянула на Дмитрия.
— Конечно, заходите, — согласился Иван.
Девушка же по обычаю должна была проводить парня из дому. Варивон сразу же выскользнул на улицу, а он оказался с Югиной в темных сенях.
Вот оно, его долгожданное счастье, стоит перед ним. Он только видит гибкий стан, пышные курчавые волосы и ощущает ее ясный взгляд, застенчивое лицо, трепетные ямки на щеках, тепло чистого девичьего тела.
— Югина! — задыхаясь, смотрит на задумчивое лицо и ничего от волнения не может сказать. Двумя руками берет ее руку, слышит тонкое прикосновенье ногтей и легко сжимает ее пальцы своими шершавыми, большими и непривычно отяжелевшими. — Всего доброго тебе, Югина.
— Всего доброго и вам, — чуть слышит ее шепот и выходит во двор.
Темнота сразу же окутывает его.
Взволнованно оглядывается и видит, как широкий белый рукав исчезает в сенях.
«Эх, девушка дорогая! Какого еще счастье на свете искать? С тобой бы самое большое горе легким показалось. Ю-ги-на!» — по слогам шепчет дорогое имя и слышит, как хорошая теплынь убаюкивает его.
У ворот пыхтит папиросой Варивон. Хороший парень — шутник и мастер на все выдумки. Одна кровь течет в жилах его и Югины. И Дмитрий молча, с благодарностью, сжимает Варивону руку.
— Что? Клюет? — улыбается парубок. Ему бы неприятно было иным разом слышать такие слова, но теперь…
— Хорошие люди Бондари, и в хате у них так хорошо…
— Порядок здесь все любят. По уши, значит, влип? — подсмеивается Варивон.
И хоть его внутри коробит от этих слов, тем не менее отвечает кротко:
— С головой, Варивон. Знаешь, мне так хорошо стало у твоей родни, что я и подумал себе: пойдет за меня Югина или нет, а уже и то хорошо, что у них побывал.
— Так, может, ты просто в хату влюбился? Она у них добротная, вся, значит, из дуба поставлена, — пыхает папиросой Варивон. — Как это ты еще о соловьях и всяких цветочках не говоришь — вашему брату сподручен такой язык. Сначала только и слышишь про девчатко-ангелятко, а женится — сразу о ведьме заговорит. Такой мир чудной.
— Жаль, что на самом деле так часто получается, — согласился Дмитрий и призадумался: что получится из его любви? Сейчас девушка не о нем думает. Пересилит ли он Григория? «Может, настоящая любовь еще не пришла к ней? — зашевелилась надежда. — А хоть и пришла — должен перевесить», — нахмурил брови…
В ту ночь Марийка долго не могла заснуть, переворачивалась с боку на бок, задумчиво смотрела в окна, вздыхала.
— Чего не спишь, старая? Молодость вспомнила?
— Эт, помолчи себе. До сих пор не заснет, — недовольно отмахнулась.
— Может, о Дмитрии думаешь? — пробубнил примирительно.
— О Дмитрии, — призналась тихо, будто Югина могла услышать из другой хаты.
— Думай, думай, а я посплю за тебя.
— Иван, как ты думаешь, спроста Дмитрий приходил?
— Вот глупая баба, я ли в его главе побывал? И скажет такое.