Большая шляпа средних размеров
Шрифт:
Надо сказать, что Вадик выкарабкался и даже не стал инвалидом — молодость, что может быть лучше!? Вот тут-то отец «уперся рогом» — все, отъездился, только через мой труп.
Нашли компромисс — Олег предложил отцу съездить в очередной раз за машинами вместе и пообещал, что это будет последняя ходка. Так они и оказались впервые вместе на рейсе Москва — Франкфурт-на-Майне.
Глава 4
Круиз вокруг Европы, 80-е годы
Олег чувствовал себя «первым номером» в их команде, да так оно и было. Он провел отца по шереметьевской буфетной программе, причем денег не жалел. Это было очень непривычно для отца, прошедшего школу советских выездов за границу. По прежним меркам он считал себя повидавшим мир — за плечами были турпоездки в соцстраны
Надо сказать, что круизная группа подобралась очень удачная — веселые, в меру интеллигентные люди разных профессий и возрастов. В пятерку отца попали четыре женщины, а соседом по каюте оказался «велосипедный» тренер — общительный, добродушный, простоватый мужик лет за сорок. В качестве «произвольной» программы он вез «однотрубки» — так назывались на профессиональном жаргоне шины для гоночных велосипедов.
— С руками оторвут, — говорил сосед, — по качеству они превосходят зарубежные аналоги. — А когда отец при этих словах удивленно вскинул брови, добавил: — Да они же из натурального хлопка, а у них — синтетика!
Первую ошибку отец совершил еще в Москве — заполняя анкету, бездумно указал, что владеет двумя языками — английским и немецким. Результат сказался мгновенно — перед первой же остановкой в одном из греческих портов в каюту Олега зашел помощник руководителя их группы — была и такая официальная должность. «Велосипедиста» попросили выйти из каюты. Когда они остались одни, помощник достал из прихваченной им сумки объемистый пакет и поставил его на стол. Пакет отозвался привычным звоном. Помощник, не говоря ни слова, достал из кармана блокнот и написал:
— Будешь продавать свою водку, продашь заодно и нашу.
Отец сразу сообразил — помощник боялся, что каюта может прослушиваться, но не смог отказать себе в удовольствии и громко ответил:
— Да вы же с руководителем первые меня и сдадите!
Помощник сделал круглые глаза, покрутил пальцем у виска и все так же, не открывая рта, написал в блокноте: «Дурак!» После этого вырвал листок, порвал его на мелкие кусочки и сделал жест отцу, чтобы тот спрятал пакет. Затем, показав отцу, чтобы он следовал за ним, помощник вышел из каюты. Отец засмеялся, увидев, как неуклюже отпрянул от двери каюты подслушивавший их «велосипедист». Они поднялись на верхнюю палубу, причем, проходя мимо «велосипедиста», помощник показал тому кулак. Подошли к борту, остановились, помощник наконец-то открыл рот:
— Между прочим, завтра при сходе на берег вас будут выборочно «шмонать». Но тебя не тронут, так что смело бери водку и дуй! Только заверни каждую бутылку в газетку, чтобы не звякали!
— А за сколько продавать-то? — спросил отец.
— Местные сами знают цену — не мы первые! Кстати, не советую здесь ничего покупать — в Турции все будет в три раза дешевле!
Вся эта картинка, промелькнувшая в памяти отца, вызвала у него улыбку — сейчас внутренний карман пиджака приятно оттягивала уютная пачка зеленых, такой же сверточек был и у сына. От Олега не ускользнула улыбка на лине отца.
— Что-то вспомнилось? — спросил он.
— Средиземноморский круиз, — отозвался отец. — Тогда, после того как я «сбросил» свой товар, у меня в кармане было целое состояние — сто четырнадцать долларов!
Олег усмехнулся:
— Сейчас этого состояния нам еле-еле хватит на две ночи в гостинице! Представляю себе картинку — как ты торговал эту водку!
— Нет, ты этого представить не можешь, — улыбнулся отец, — ведь мы боялись всего и всех! Первая остановка была в Греции: осмотр знаменитых развалин, нудная лекция экскурсовода, жара жуткая, плечо оттягивает рюкзак с водкой. Наконец-то этот постылый Парфенон заканчивается, объявляют два часа свободного времени, вся группа бросается врассыпную. Когда я вошел — предварительно с трудом оторвавшись от всей группы — в первую же забегаловку и выставил на прилавок водку и баночку с черной икрой, продавец, не выказав удивления, спросил по-английски, сколько я хочу за свой товар. Не говоря ни слова, рисую на листке бумаги бутылку и баночку, проставив возле каждого изображения цену. Неожиданно продавец засмеялся и на чистом русском языке сказал: тебе надо не нас бояться, а своих, у тебя же наверняка полгруппы стукачи. Оказалось — наш бывший, советский армянин, вовремя эмигрировавший к родственникам в Грецию. Да, те еще были порядочки, — вздохнул отец…
— Барышня, — обратился Олег к пробегавшей мимо стюардессе, — вас не затруднит принести нам две стопочки.
И Олег вынул из пакета приобретенную только что в «Дьюти фри» аккуратную фляжечку с армянским коньячком. Стюардесса оказалась смекалистой — она принесла не только стопочки, но и тарелочку с аккуратно нарезанным лимончиком. После первой рюмки настроение у «концессионеров» из хорошего превратилось в отличное.
— Тебе, наверное, трудно представить себе, — продолжал вспоминать отец, — мы пришвартовались в Венеции. Венеция! Каналы, карнавалы, всеобщий праздник, нам велели всем построиться на палубе. Построились. Руководитель круиза вешает в рупор: через двадцать минут сходим на берег, ужинаем в местном ресторане, смотрим программу. Всем надеть вечерние наряды, подобающие случаю, старшим пятерок подойти за паспортами.
Через двадцать минут все снова собрались на палубе: у мужчин, как и следовало ожидать, не оказалось вечерних костюмов, максимум на что их хватило — джинсы и рубашки со свитерами; зато женщины блистали — почти все на высоких каблуках-шпильках, у большинства длинные красивые вечерние платья с декольте и обнаженными спинами. Красота! У мужиков отвисли челюсти! Круизный теплоход отшвартовался у какого-то дальнего слабо освещенного причала; туристическая группа спустилась по трапу, выстроилась в колонну по двое и, ведомая помощником руководителя, двинулась вперед. Шли по узким улочкам, вымощенным брусчаткой, — через пятнадцать минут цоканья по брусчатке среди женской половины группы начался недовольный ропот. Колонна подошла к небольшому портовому кабачку, старший сделал знак остановиться и вошел внутрь. Минут через десять он вышел и дал команду заходить. Небольшой портовый кабачок, грубые деревянные столы, малюсенькая эстрадная площадочка и сорок разодетых совтуристов. Немногочисленные аборигены доброжелательно и с неподдельным интересом рассматривали вошедших. Официанты начали расставлять на столах медные кувшины, стаканы, тарелки с хлебом. На малюсенькую эстраду вышел человек с гитарой и начал негромко петь, по столам разнесли блюда с дарами моря и… все. Очумевшие от такого «ужина в национальном ресторане» туристы ожесточенно вылакали содержимое медных кувшинов, сожрали весь хлеб, заглушив местного гитариста, спели недобрым хором «Подмосковные вечера». Руководитель скомандовал выход, и колонна двинулась в обратный путь. Недовольный ропот нарастал с каждым шагом — зрел «бунт», который и разразился, как только колонна поднялась на борт круизного лайнера. Все кричали, возмущались, грозились жалобами по приезде на родину. Струхнувший руководитель обратился к толпе:
— Что вы сейчас-то хотите от меня?!
— Мы требуем свободного выхода в город!
Руководитель обернулся к стоящему за его спиной капитану судна, пошептался и, подняв рупор, провозгласил:
— Объявляется выход в город, сбор на корабле — через два часа!
— Через три! — не сговариваясь, хором рявкнули туристы.
— ОК! Время пошло!
Дамы опрометью бросились в каюты и через три минуты вновь появились на палубе: все в джинсах и кроссовках. Отец, сжимая в кармане все те же пять паспортов, устремился вниз по трапу — барышни за ним. Они бежали по пустынным улочкам Венеции, ведомые каким-то непонятным чутьем, — и через двадцать минут ворвались на залитую светом площадь Святого Марка! На какое-то мгновение все застыли, пораженные открывшейся им красотой — по периметру всей огромной площади были разбросаны живописные кафе и ресторанчики, почти перед каждым располагался небольшой оркестрик, в центре высился многократно виденный на открытках великолепный собор! Это был момент истины!..